Предисловие одного из авторов.

      Прежде, чем преступить к чтению данного произведения, следует обратить особое внимание на то, что никакой художественной ценности оно не имеет. Не несет оно так же научной, политической и практической пользы, за исключением, быть может, той, что несет рулон туалетной бумаги. Хотя, конечно, с другой стороны, польза последней в некоторых обстоятельствах бывает максимально критичной. Хотелось бы заметить так же, что работа, и даже это предисловие, писалось двумя авторами, и имеет массу внутренних противоречий, что обусловлено разными социально-хронологическими обстоятельствами, намеренно навязанными авторам их работодателем, определившим их в разные рабочие смены. В связи с этим я заявляю, что со многими пунктами философской дискуссии, ведущейся на протяжении всей книги, и в особенности с некоторыми сентенциями, вложенными в уста героев обоих прологов, я категорически не согласен. Несмотря на то, что текст, написанный одним из авторов, подвергался суровой критике со стороны другого и нещадно исправлялся, все же, к несчастью, сохранились места в авторском варианте (читайте, не в моем, да и в моем тоже)!  И вот с ними-то я и не согласен.

      Прежде всего, хочу официально заявить, что все наезды и оскорбления являются случайными. Я ничего не имею против евреев, ментов, президента, китайцев, и всего того, кроме, пожалуй, нашей сборной по футболу, что было подвергнуто осмеянию со стороны моего соавтора.

      Все цитаты использованы без соблюдения прав правообладателей, ибо продолжительное исследования понятие «копирайта» с людьми, обладающими сакральным знанием по этой теме, так или иначе выливались в не менее продолжительные попойки, результатом которых являлись выяснения прав методом «ты меня уважаешь», юридически не совсем корректным, но вполне обыденным. Таким образом, наученный горьким, во всех смыслах этого слова, опытом, автор отказывается признавать любые права, любых правообладателей, и всем им может предложить лишь полагающиеся сто пятьдесят грамм и непременный в этом случае огурец...

       Большинство персонажей произведения вымышлены и никак не связаны с реально существующими людьми, кроме, быть может, связей недоступных нашему зрению. Особенно хотелось бы обратить ваше внимание на то, что Рафат – это не лицо, известное, как президент Путин, но с другой стороны и президент Путин – это не лицо, известное в некоторых кругах, как Рафат. Не надо так же сравнивать персонажа по фамилии Петров с легендарным центральным защитником Онопко, ибо Петров, по нашему замыслу все же являлся футболистом.

       Читайте эту ахинею, которую мы писали два года, и да смирится с вами бог.

Предисловие другого автора

      Согласен со всем вышесказанным на все 100% за исключением статистической погрешности, вызванной трудностью передачи метафизических терминов языком, мало приспособленным для подобных изысков.

АХАНКАРА

Strange days have found us

And through their strange hours

We linger alone

Bodies confused

Memories misused

As we run from the day

To a strange night of stone

(The Doors, “Strange days”)1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Пролог к 2 части.

      Было двадцать два двадцать по московскому времени. Над Петербургом нависала ночь. Не то привычное, ординарное явление в часы между вечером и утром, случающееся в этом городе и в сотнях других городов как минимум по триста раз на год. Нет-нет. Это была как раз та самая – белая ночь, которая по праву является наиболее раскрученным брендом славной Северной Пальмиры, ее так сказать визитной карточкой, одним из главных пунктов всех посвященных ей туристических проспектов. Эта замечательная пора в городе на Неве длится не долго, с мая по середину июля и ознаменуется проведением несчетного множества разнообразных музыкальных, театральных и музыкально-театральных фестивалей, концертов, выставок и прочих развлекательных мероприятий для просвещенной и не слишком просвещенной местной и приезжей публики.

      А тут как раз была середина мая, и на улицах было довольно светло, хотя и смеркалось. Но романтичных влюбленных или простых прохожих, как ни странно, видно не было… Хотя нет. Постойте. Как же, как же. Я несколько ошибся: двух представителей славного рода человеческого – пусть и не самых  славных  его представителей – все же можно было наблюдать в скверике у Витебского вокзала. Двое служителей правоохранительных органов, а попросту говоря милиционеров сидели на узкой, новенькой скамейке и неторопливо потягивали дорогое прохладное пиво, заедая его дешевыми, но и не менее прохладными, пирожками. Зная плачевное финансовое состояние нашей доблестной милиции, можно было бы предположить, что пивом и едой их угостил хозяин одного из многочисленных в этом районе ларьков-закусочных, работающих круглосуточно в ожидании своей небогатой клиентуры. Угостил он их, скорее всего, из самых что ни на есть гуманных побуждений, следуя известному в народе правилу, о том, что льва не следует держать голодным. Ведь никому из бравых тружеников общепита не хотелось, чтобы ни с того ни с сего к ним нагрянула какая-нибудь комиссия сан.эпид.надзора, и принялась бы запрашивать санитарные книжки, лицензии или, что того хуже, свидетельства о регистрации. И вот теперь истинные милиционеры, защитники прав граждан, охранители порядка и спокойствия, божьей милостью короли трех кварталов и двух улиц, коротали часы своего ночного бдения над порученными им территориями, поедая эту ниспосланную им манну и благодаря небеса за столь явное к ним расположение.

      Служителей закона звали Леня и Саша. Леня был помоложе, двадцати трех годков от роду, о чем нельзя было сказать по его помятой физиономии и длинному плохо зажившему шраму на подбородке, оставшемуся ему в память о недавней драке с бритоголовыми нацистами на Троицком рынке. Саша напротив был и постарше и повыше ростом, и выглядел более презентабельно, чем его субтильный напарник. Всем своим видом он напоминал чуть обросшего, опухшего от дрожжевого теста Леонардо ДиКаприо достигшего двадцатипятилетнего возраста и еще только-только собирающегося утонуть на Титанике. Он был старше Лени и по возрасту и по званию, и вся ответственность всегда лежала на нем, вместе со всеми проистекающими от этого поощрениями, но и всеми неминуемыми шишками, на которые майор Агонян, их непосредственный начальник, всегда был крайне щедр. Простояв два года в оцеплениях на стадионах, или под каким-нибудь светофором, ожидая проезда важных гостей, они в конец превратились в обычных нашенских ментов, и не планировали для себя никаких перемен, смирившись в мизерной зарплатой, постоянной простудой и нелюбовью к себе местного населения. Зато этот район был по праву их районом. Здесь они были властью, законом, и правопорядком. Этих двоих знала вся местная шпана, братки и те «большие люди», что заправляли здесь, «снимая» с местных предпринимателей полагающуюся дань. По всем законам этого жесткого мира и «братки» и милиция вели обычную коалиционную игру, и следуя ее правилам старались друг другу не мешать и жизнь не портить в стремлении к одному и тому же – деньгам, деньгам, деньгам…. Однако случались и конфликты. Но сейчас не об этом.

   – Ну как там? – спросил Саша Леню, засовывая в рот последний кусок пирожка и отряхиваясь.

      Его напарник взглянул на свои часы на правой руке и улыбнувшись ответил:

   – Пять минут осталось. – с этими словами он вынул из-за пазухи небольшой радиоприемник, включил его, долго настраивал на правильную волну, а когда из динамиков донеслись нужные звуки, поставил его на скамейку и стал слушать. Саша тоже придвинулся поближе, так как мощность динамиков была невелика.

   – Ну, что, типа, может пари заключим? – предложил с улыбкой Леня.

   – Да чего тут заключать, все равно наши как всегда сольют, – нахмурился Саша.

   – Ну да, им не привыкать. Тогда давай хоть поспорим на счет, с которым они сольют.

   – На фиг? Положи с прибором. Вот уже начинается.

      Бодрый голос диктора на стадионе оповестил о начале футбольного матча Россия-Исландия2 и началось представление состава команд и штаба арбитров.

   – У-у-у, бля. Этот пидор Высовский опять в атаке играет. Теперь точно просрем. А Ефимов, козлина. Ну чего им поставить больше некого. Петров! Тоже мне надежда футбола. Да с него песок сыплется. Пиздаболы – возмущались менты, узнавая состав родной команды. Но как только прозвучал свисток начала матча, они тут же замолчали и принялись внимательно слушать.

      Прошла первая половина встречи. Наши бравые футболисты сливали игру по всем пунктам, проигрывая два мяча. Уподобившись сонным мухам они проползали по полю сорок пять минут, каждый раз едва поспевая за шквалом исландских атак.

   – И когда наши начнут нормально играть? – после некоторой паузы вздохнул Леня, тупо глядя в темноту. По проспекту изредка проносились автомобили. Озаряемое светом их фар, а так же уличными фонарями пространство, вокруг было окрашено в светло коричневые тона, иногда переходящие в откровенно желтые, иногда в серые или грязно-синие. Местами однообразие этой палитры разбавлялось яркими огоньками всевозможных вывесок и афиш. Темно-синие куртки милиционеров в тени деревьев выглядели совсем черными, и сами они неподвижно восседающие на скамейке казались забытыми изваяниями, вечными обитателями парка, которым рассеянный скульптор забыл доделать их каменные крылья, чтобы окончательно превратить их в грозных охранителей – горгулий. Если бы не красный огонек сигареты и не слабый свет, исходящий от приемника, то, действительно, их легко было принять за статуи. К тому же было довольно холодно.

   – Есть мнение, что нескоро, – сказал Саша, отвечая на Ленино высказывание. – Есть мнение, что существует много причин такого вот долбоебства.

   – Да знаю, знаю. Знаю, что ты мне скажешь. А я тебе скажу просто – в них нет патриотизма! Они плюют на своих зрителей, которые из-за них теряют нервные клетки и с трудом заработанные деньги, они плюют на свою страну, которая выкормила таких вот ублюдков. При этом и мы и они знаем, что играть они могут в сто раз лучше. Это все из-за бабок, которых у них уже куры не клюют. Они от них, блять, совсем обалдели. Зажрались в своих клубах, падлы. – возмущался Леня, все сильнее распинаясь.

   – В твоих словах есть доля разума. Но честно говоря проблему ты рассматриваешь в неправильном ракурсе, – он полез во внутренний карман куртки, достал оттуда портсигар, вынул самокрутку, поджег ее, затянулся пару раз, с наслаждением пропуская дым через ноздри, и передал самокрутку Лене.

   – Чего это? – поинтересовался тот.

   – Cannabis Sativa  – ответил Саша. – Конопля полезная.

      Леня уважительно кивнул и принял «косячок».

   – Видишь ли, друг мой, – сказал Саша. – Все что ты мне сейчас тут наговорил – правда. Точнее правда, но не совсем. Я-то думаю, что они-то все патриоты почище нашего, быть может. Но дело тут не в зрителях и патриотизме, не в деньгах или престиже. Тут дело в самой игре. Футбол – это, я тебе скажу, такая штука. Сложная. Почему эта игра так популярна?

   – Почему?

   – А-а-а. А я тебе скажу почему она так популярна. Она так популярна потому, что являет собой квинтэссенцию всего человеческого бытия. Она наиболее точно выражает собой принципы существования человеческого общества и существование человека вообще. Футбол есть несколько упрощенная проекция всего нашего социума на зеленое травяное поле стадиона.

   – Чего-то я не догоняю. Слушай, ты давай без этих слов дурацких. На хуй мне твои «эссенции». Ты мне по-русски объясни.

   – Ладно. Проще говоря. Футбол – это как жизнь. Как у нас в обычной жизни, так и у них там на поле. Одни люди порядочные, другие – суки, одни – талантливы, другие – бездари и так далее.

   – Нет. Ну это все понятно. Но почему наши-то плохо играют? У нас что, одни бездари, что ли траву мнут. – Леня выплюнул остатки косяка.

   – Да нет. У нас такое же разнообразие. Просто человек – существо социальное. Человек сам по себе ничего не значит и не может, ему нужно на кого-то опираться. Знаешь почему сборная Франции облажалась на прошлом чемпионате мира?3 – Потому что понадеялась на одного человека. Будь ты хоть Пеле в квадрате – один в футболе ты ничто. Сколько раз я видел как какая-нибудь поганая командишка хрен знает откуда взявшаяся, благодаря единству, сплоченности и нахальству, ни с того ни с сего выигрывала у грандов. В футболе это не редкость, потому-то футбол, эта самая захватывающая игра из всех и потому-то она так популярна. При этом футбол достаточно либерален в том смысле, что он всегда дает возможность игроку проявить свой талант и индивидуальность.

   – К чему ты ведешь? Намекаешь на то, что у нас нет команды?

   – Я намекаю на то, что у нас вообще нет единства, ни в команде, ни в стране. – и Саша замолчал, так как началась вторая половина встречи. Однако дальнейшая игра не вызывала у наших слушателей такого интереса как первая ее половина. Видимо им казалось, что результат предрешен и поэтому молчания не получилось.

   – Люди не правильно живут. – продолжил Саша, после того, как очередной, третий по счету мяч закатился в наши ворота. – вот мы тут с тобой сидим, переживаем. Нет бы делом каким толковым заняться, например, бомжей с вокзала погонять. Так нет. Сидим тут, болеем, переживаем. Какая в сущности разница выиграет наша сборная или проиграет – нам что от этого жить будет легче? Зарплату нам от этого не повысят.

   – Не скажи. – возразил Леня, – если наша команда выиграет, то и мне будет приятно. Я, может быть, на мир другими глазами посмотрю. А проиграет, так расстроюсь.

   – В том-то и дело. Ты все это через себя пропускаешь. Надо быть проще. Надо чтобы тебе было безразлично, как она сыграет. Тебе должно быть все безразлично, кроме того, на что ты сам можешь повлиять. Вот например тем же бомжикам помочь, в распределитель их отвезти…

   – Ну, если мне станет безразлично, тогда я и смотреть не стану – неинтересно будет.

   – Логично. Но неправильно. Так жить нельзя. В конце концов если ко всему так относиться, то можно и с ума сойти. Хотя тут, конечно, все от частной психологии зависит. А вот футболисты наши – они ведь тоже не виноваты. Они из России и проблемы у них наши, российские, проблемы нашего общества. Мы тут в России вообще не так живем. Везде не так живут, а у нас тем паче. Мы слишком разобщены, вместе только тогда, когда совсем нас прижмут. Надобно, чтобы мы всегда вместе были. И даже не потому, что иначе трудно очень, и, конечно, не для того, чтобы выиграть чемпионат мира по футболу – тут еще и мастерство нужно иметь –  а, просто, потому, что люди все так похожи, пусть все разные, но, все равно так похожи друг на друга – даже смешно. Начинка у всех одна, и желания и устремления одни и те же: будь ты хоть принц крови, будь ты хоть дикарь из амазонского племени Тумба-Юмба.

   – Ну не знаю, – Леня зевнул, – по мне так все разные.

   – Да конечно разные. Только разные по чисто внешним признакам. Эти признаки, они мало что значат, по большому счету. Хотя кто-то считает их очень важными. Куча людей так считает. Они, блин, даже пытаются по этим характеристикам людей делить на группы, классы, категории и так далее. Идиоты. Ну вот по жизни, ну, вот закон такой: сколько бы этих классов не было, по какому бы великому множеству признаков это разделение не проводилось, все одно – найдется хотя бы один чувак, который не войдет ни в один из этих классов… Да что там люди, тоже самое и вообще по жизни: дели – не переделишь.

   – Умный ты, – сказал Леня, что было высказано с некоторой претензией. – не зря тебя в вуз взяли. В какой кстати?

   – Институт холодильной промышленности. – ответил Саша, пряча озябшие руки в карманы.

В результате авто-гола наша сборная отыграла один мяч.

   – Не х.я себе, – воскликнул Леня, – эдак мы еще и игру выиграем. Как думаешь, может ли такое чудо случиться, а?

Саша тоже явно повеселел, и даже пошутил:

   – Ну, если исландцы себе еще три авто-гола забьют, тогда точно выиграем, если не пропустим, – но тут пропищал его пейджер. Саша на пару секунд отвлекся. Поглядев на пришедшее сообщение, он тяжело вздохнул:

   – Похоже, что-то там подожгли на Пушкинской, надо идти разбираться, – он встал со скамейки и потянулся.

   – Ладно, все равно нашим ничего не светит, – сказал Леня, выключая приемник.

И менты двинулись к метро.

   – Вот закончу «Холодильник»…, – по ходу мечтательно изрек Саша и тихо с улыбкой запел, – Наша служба и опасна и трудна….

   – Мне больше вторая строчка навиться, – перебил Леня, – и на первый взгляд как будто не видна…. Так может, это, заодно с вокзала всех бомжей выгоним.

   – Думаешь стоит?

   – А чего нет?

   – Добро.

      Матч сборных Россия-Исландия завершился со счетом 4:3 в пользу россиян.

1. Странные дни нашли нас

И внутри их странных часов

Мы только одни

Тела спутаны

Память утеряна

Так мы бежим из дня

В странную каменную ночь. (Вольный перевод)

2. Футбольный матч и имена игроков вымышленные.

3. А это событие имело место.

Глава 1. С болью о былом.

Жизнь - это то, что происходит, пока мы строим другие планы.

(Джон Леннон)

В жизни человека, страны, культуры и так

далее постоянно происходят метаморфозы. Иногда они

растянуты во времени и незаметны, иногда

принимают очень резкие формы – как сейчас.

(Виктор Пелевин, “Чапаев и пустота”)

      В Петербурге было раннее утро, раннее настолько, что улицы, утонувшие в густом тумане, не издавали ни звука, от чего создавалось впечатление нереальности бытия и терялся всякий ориентир в пространстве. В этом иллюзорном мире любому могло бы показаться, что даже разбитый асфальт уплывает куда-то, разверзая под ногами нечто сырое и склизкое, будто в обычной городской луже свой страшный лик являет бездна, в коей нет ничего кроме первозданного хаоса. В городе где казалось бы все так стройно и упорядоченно, где ровные линии и строгие формы приданы всему что видится взору, особенно остро постигаешь мельчайшую дисгармонию, будь она физическая или психологическая. И одно переплетается с другим и вступает в разрушительный резонанс, и обычная лужа на дороге вызывает у тебя подкатывающуюся к горлу волну тихой злобы, и мир становится тошнотворным буквально на физиологическом уровне.

      Так усталый и злой, взвинченный и разбитый, тихой Миллионной улицей от Дворцовой площади по направлению к Марсову полю, теряясь в обволакивающем тумане, шел некий герой. Герой не в смысле героизма, а просто так. Ну или хотя бы потому герой, что гулял в пятом часу утра, на что ваш покорный слуга (а их как-никак двое), никогда не встававший раньше семи (предпочтительно в одиннадцать), не решился бы ни за что. Но в прочим и выбора-то у нашего физкультурника не было, ибо приехал он в город Петербург из города N два дня назад, практически без денег и совсем без вещей. Приехал, что называется «на собаках», скрываясь от контроллеров и подозрительных взглядов. Естественно при всем вышеуказанном ему не приходилось рассчитывать на какое бы то ни было жилье, еду и прочие радости жизни, чем так изобилует большой город, раздражая недоступностью своих соблазнов. Однако побег из родного дома в совершенно незнакомую местность был вызван причинами столь серьезными, что, пожалуй, любой поступил бы подобным же образом. Нашему юному герою (выбирайте от 20 до 25, это значения не имеет) выпала нелегкая доля, на него в буквальном смысле обрушился поток неприятностей и злоключений. Но жизнь показывает, что все неприятности и злоключения чаще всего происходят именно по нашей воле, в следствии наших с вами ошибок и просчетов – давайте уже отбросим всякий фатализм и признаем этот очевидный факт. Мы либо намеренно идем в пропасть, чеканя шаг, либо, пытаемся исхитриться, и выбираем тихий путь на то же самое дно – но результат остается тем же. Наш персонаж, назовем его Василий, так же, проснувшись однажды утром понял, что гонка которую мы устраиваем с жизнью заставляет нас делать выбор. Будучи человеком неглупым и не страдающим заниженной самооценкой, он решил, что «разбежавшись прыгать со скалы» не для него и что при правильном подходе можно и «дорогу найти», тем самым и лоб не расшибить и по дороге, если повезет еще и деньжат сорвать. Так он подался в «братву»…

      Надо сказать, что «братва» – это такая организация, где процентов восемьдесят составляют люди с интеллектом самца-питекантропа, только что понявшего, что мочиться удобней стоя (отсюда по мнению некоторых экспертов в общем и пошло прямохождение), процентов пятнадцать люди, так сказать среднего звена (IQ 30–40 для них вершина) и остальные пять, «авторитеты», способны сконцентрироваться и подобрать нужные слова, чтобы припугнуть какого-нибудь конкурента, случайно заехавшего на чужую территорию или горемыку-депутата, застигнутого в момент семяизвержения в бане с парочкой шлюх школьного возраста. Но в такого рода организациях всегда найдется хотя бы один человек, который за всех думает, именно он и находится на вершине айсберга, именно он и снимает самую жирную и густую пенку. Рассуждая подобным образом и оценив свои способности, наш авантюрист, причислил себя к рангу последних и решил встать на скользкий путь преступления…

      В той ситуации главным было найти контакт с соответствующими сферами. Это была первая проблема на пути завоевания мира. Город N, конечно, не так велик и все что там происходит, происходит на виду, и ты доподлинно знаешь, что, скажем в соседнем доме – бордель, или что в казино напротив отмываются грязные деньги, полученные от борделя, от депутата-горемыки и от шатающихся возле местной школы распространителей героина. Но ведь не придешь же просто так в это казино и не скажешь же: «Подайте мне сюды вашего пахана, перетереться с ним хочу!». Второй проблемой был повод. Да-да, повод, ведь опять же не с пустым руками идти в «малину», а то ведь и пасть могут порвать, хотя, конечно, скорее всего выколют «моргалы».

      Поводом послужила разборка двух местных преступных группировок. Первая Семеновская братва, возглавляемая великолепным Порфирием Иннокентиевичем Суховым, известным вором в законе который последнее время занимался активным меценатством, то есть поправкой своего имиджа с целью просочиться на местный губернаторский пост. Семеновская группировка занималась незаконной продажей низкокачественного спиртного, от чего в городе за год погибало около ста человек, а так же контролировала рынки, казино, магазины банки, всей восточной части города, от чего так же, как вы понимаете, обществу был один вред. Называлась она так из-за того, что ее, так сказать, штаб-квартира находилась на улице Семенова, именуемой в честь местного писателя, большой литературной величины для провинциального городка, умершего от сердечного приступа, вызванного белой горячкой, и оставшегося не узнанным для более широкого круга российских читателей. Порфирий Иннокентьевич был бы в общем-то доволен своим положением, а так же ходом предвыборной компании, если бы не постоянные подножки со стороны Спасской группировки, которая контролировала остальную часть города и которой такой расклад был в западло. Ее бессменным руководителем и духовным наставником был Кузьма Петрович Кирин, человек уже пожилых лет, но крепкий телом и духом. Кузьма Петрович был чрезмерно религиозен и никаких зверств в своей кодле не допускал. В начале девяностых, усомнившись в ценности мирского существование, он отправился на Святую землю, где, как в дальнейшем рассказал, ему был явлено чудо в виде лика спасителя, свидетельством чему явилась чудотворная икона «Спаса Иерусалимского», которая по утверждению обладателя ни раз спасала тому жизнь в разборках с многочисленными злопыхателями. Оттого и банда называлась Спасской.

      Так выбирая между двух зол, Василий принял решение «подкопаться» к группировке номер один, так как облик политика-прогрессивиста, навязанный массовому сознанию хитрыми пиарщиками явно выигрывал в сравнении с традиционализмом и архаичностью образа Кузьмы Петровича, который по слухам не любил ничего современного, и даже чай пил из самовара, растопленного сапогом. Тут надобно еще сказать, что Василий был профессиональным программистом. Конечно сие звучит вполне возвышенно, и при произнесении этой комбинации слов, будто заклинание высвечивает в вашем сознании следующую фразу: ага, оклад как минимум $500. Ан нет! Все это применимо для Москвы, Питера, Н. Новгорода, других городов-гигантов, но в N никаких перспектив с такими способностями и быть не могло. Там и интернетом-то пользуются только немногие предприятия, в основном филиалы московских, да есть пара десятков лотков с затасканным пиратским софтом, да маразматичными играми, подминающими под себя реальность. Так что профессия никудышная, и работал наш простофиля на рынке и продавал эти поганые куски пластика, растиражированного в подвале дома номер два по улице Дзержинского с единственной сворованной оригинальной копии, озаглавленной простыми буквами M и S.

      Однако решение было принято не на пустом месте. Был у нашего комбинатора школьный друг Сергей Житин. Жизнь все ставит по своим местам,  и по прошествии лет хулиган и шалопай Житин стал бандитом, своим «пацаном» в Семеновской братве и стал  получать в конвертике по две штуке баксов, платя налоги со ставки в две тысячи рублей (до пенсии такие люди не доживают), а его лучший друг Василий, отличник и умница стал продавать диски за те же деньги, налогов вообще не платя. Однажды на попойке в честь сорокалетия кубинской революции, будучи в состоянии альтруистичной любви ко всему миру Сергей предложил своему другу идти работать на Сухова, тот де реорганизует свой финансовый отдел, образуя корпоративную компьютерную сеть, где бы в одной сети были все предприятия Сухова и перетекали бы по ним грязные денежные проводки с притонов, борделей и казино, но так, чтобы, как было объяснено «если что вона – все чистенько, а в уме все чин чинарем», босс де профи ищет, но из Москвы такого хрен вытянешь, с его-то репутацией, так что требуется местный специалист. Предложение было принято и на следующее утро к мучающемуся от жестокого похмелья Житину пришел Василий и предложил «ответить за базар». Тот может быть и стал бы ломаться, отсылать того к ближайшим и дальним родственникам, что в данной ситуации было бы вполне простительным, если бы наш мудрый герой не задобрил его бутылочкой холодного пива, дабы хворь прошла. Так что поехали на «смотрины».

      Порфирий Иннокентьевич принял их по-доброму и вообще на вид был приятнейшем человеком. Он задавал разные вопросы, типа кого из братков знаешь, как с компьютерами дружишь, служил ли? На что в порядке очередности получил следующие ответы: из братков знаю только Серегу Шустрого (он же Житин), а более никого; с компьютерами дружу; а в армии не служил – дурачком прикинулся. Ответ босса видимо вполне устроил, его интенциональный образ «компьютерщика» совпал с реально присутствующим образом и он согласился «посвятить» Васю в свою братву. Так началась работа. Сначала все было просто. Наняли специалистов из Москвы, они проложили сеть, с горем пополам настроили компьютеры, поставили пару серверов – и все шло хорошо. Бюджет Василия рос, карман пополнился наличностью, дом новой мебелью, жизнь новыми перспективами. Что касается личной жизни, то тут было одиночество, абсолютное и вполне комфортное, иногда случались походы с Житиным по ночным клубам и борделям в поисках нимф любви. Эти поиски всегда венчались успехом – все-таки Житин был человеком знающим! Так бы и жить-поживать, да «бабло» в матрас вшивать, глядишь еще чем отличишься, у пахана в фаворе окажешься, но…

      Но в эту райскую жизнь вкрался, а, вернее, вполз змий, и ладно бы зеленый змий, ан нет – змий-искуситель. А все из-за того, что видел наш Вася как меж его пальцев текут огромные деньги, и что отчетность на эти деньги ведется ой как плохо и что если только он захочет, он сможет что-то выудить оттуда для своих нужд и ясно, что никто этого не заметит, так как все «ни в зуб ногой». Конечно, если заметят, то тут хана, но ведь скорее всего не заметят. Более того, он ведь всю их теневую бухгалтерию, в любой момент может в прокуратуру или налоговую полицию отнести, и тогда хана не ему, а им! И решился наш отважный герой на такую авантюру: таскать потихоньку лавэ с общего котла, да класть их на скромненький счетик в маленьком банке, а на случай обнаружения приготовить рискованный и дерзкий маневр с шантажом. Порфирий Иннокентьевич при своих-то видах на губернаторство скорее всего захочет дело замять по-тихому, тогда Василий затребует кругленькую сумму и махнет с ней на теплые острова, греться под ласковым солнышком и слушать эротичное пение смуглолицых тропиканок. Но как это часто и бывает жизнь все решила сама, предоставив возможность глубже проникнуться в смысл понятия «неприятности». Случилось следующее.

      Однажды тихим и не предвещающем беды вечером, Василий возвращался с работы на новоприобретенном автомобиле Ford Escort, который был куплен вместе с правами и новыми чехлами у одного местного барыги. Поставив машину в гараж, он хотел было уже пойти по направлению к дому, но тут по дороге его окликнул некий незнакомец, низкорослый человек в джинсовом костюме. Подойдя ближе, незнакомец представился полномочным представителем Кузьмы Петровича Кирина и предложил поговорить. Сначала Василий хотел отказаться, но потом он таки сообразил, что перед ним находится никто иной, как Иван-Креститель, главный функционер и «грязных дел мастер» Спасской братвы, известный тем, что на телах собственноручно убитых им горемык он вырезал ножом православный крест, за что и получил свое зловещее прозвище. Отказывать такому человеку было бы «не тактично» и Василий, оглядевшись по сторонам кивнул в знак согласия. Креститель долго трепаться не любил, да и не был на это способен, ибо все его образование составляло три года тюремной школы, так что «взяв быка за рога» он сделал такое предложение: Василий должен был, естественно за солидную плату, предоставить в распоряжение Спасской банды всю «темную» бухгалтерию своего шефа. Вышеупомянутая плата была столь велика, что у нашего алчного героя перехватило дыхание и внутри все как будто перевернулось и перед глазами уже заплясали загорелые девушки в набедренных повязках, но через секунду видение исчезло и с новой волной холестерина в голову пришло новое видение – ночь, подвал, и он связанный по рукам и ногам готовится ощутить на своем животе жгучее прикосновение раскаленного утюга, а в углу с извиняющимся видом стоит Серега Житин, разогревая на конфорке паяльник. Иван, высказав все, что намеревался прозрачно намекнул, что, если Василий не согласится, то с очевидностью попадет в сонм «крещенных» им рабов божьих, чего, конечно, никому бы не хотелось. Конечно, подумал тогда Василий и его вырвало….

      Срок, поставленный перед ним, был 3 дня – и это было плохо. На следующий день наш трусоватый герой на работу не вышел, а решал свою проблему дома, пользуясь консультативными услугами полулитровой бутылки водки. После первой стопки в нем все еще продолжал говорить страх, и появился ответ следующего характера: необходимо пойти к боссу и все тому рассказать. Конечно Порфирий Иннокентьевич этого так не оставит и скорее всего «забьет» стрелку со своим оппонентом. Однако, скорее всего эта стрелка ничего не решит, но при этом Кирин сильно осерчает и ему, то бишь Василию, как пить дать, не сносить головы. И зачем вообще надо было со всем этим связываться, подумал тогда наш расстроенный герой – но внутренний голос на это не ответил, спрятавшись куда-то в глубинах подсознания. Вторая стопка как всегда никакой роли не сыграла, а вот третья скорректировала направление мыслей, как тогда казалось, в правильном направлении. В итоге по окончании распития в уставшей и уже начинающей болеть голове (водка-то была с «родных» Семеновских заводов) возник план, смелый, решительный, требующий немедленных действий… Немедленных, но , конечно, после опохмелки!

      На следующее утро взбодренный свежим капустным рассолом, решительным шагом Василий вошел в свой офис, расположенный в восточной крыле элитного сталинского здания по улице Семенова. Он взлетел в свой кабинет на четвертом этаже и заперся там на один час сорок минут, как впоследствии показал его секретарь, после чего он пошел в серверную, где на двух солидных компьютерных станциях располагались все базы данных с тремя видами отчетности (для босса, для братвы и для налоговой полиции в порядке убывания доходной части). Разогнав работающих там операторов Василий заперся в комнате еще на час, после чего покинул здание.

      Сев в свой “Ford” и слегка отдышавшись, Василий поехал на вокзал и заказал себе билет на ближайший экспресс до Москвы. Поезд должен был быть в шесть вечера следующего дня, а до этого времени, как справедливо отметил для себя наш дальновидный герой, надо было еще дожить. Далее он поехал домой, быстро собрал вещи, чтобы потом не заниматься этим и сделал телефонный звонок своему боссу. Порфирий Иннокентьевич вяло поприветствовал его, но тут же приободрился узнав о чем ведет речь его подчиненный. А Василий, набравшись наглости и прикусив губу для того, чтобы не было слышно как от страха стучат зубы, проинформировал того, о том, что располагает важными сведеньями о всех финансовых средствах вышеозначенного г-на Сухова и предлагает в обмен на эти сведения предоставить ему сумму в пятьсот тысяч долларов США (ну или в крайнем случае в евриках). В случае отказа он обязуется отнести эти деньги в генеральную прокуратуру, чем вызовет аплодисменты в стане врагов г-на Сухова и конец политической карьеры этого г-на. Мат, который последовал вслед за этим со стороны Порфирия Иннокентьевича, к сожалению невозможно передать во всех красках и оттенках в силу цензурных соображений, однако смысл его сводился к одному – Василию не жить! Ну что ж, обратной дороги нет, подумал наш решительный герой и снова стал упоминать ген. прокуратуру. В конце концов Сухов успокоился и после некоторых препирательств согласился на сделку.

      Далее Василий позвонил Кирину. К телефону подошел кто-то незнакомый и сказал, что босса нет, что тот уехал к своему духовнику и возможно будет поздно вечером. Тогда Василий попросил Ивана-Крестителя. Тот оказался на месте. Наш герой поздоровался и сказал, что достал документы и что надо встретиться где-нибудь в седьмом часу возле памятнику «вечно живому». Далее зашла речь о сумме. После недолгих споров (у Василия просто не было времени) сошлись на 500000 долларов Соединенных Штатов.

   – Вечером того же дня в шесть часов у памятнику Ленина, что находится на одноименной площади, пересекаемой одноименной улицей стоял Порфирий Иннокентьевич, один, как и было условленно, и с большой спортивной сумкой со стершейся надписью «Addidas». Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и сплевывал на кумира. Ровно в пять минут седьмого мобильный телефон в левом кармане его пиджака заиграл «Интернационал». Сухов ответил и после недолгого разговора положил сумку на близстоящую скамейку. Оглядевшись по сторонам и сказав что-то себе под нос, он пошел в сторону Ленинского проспекта. Через пол часа у того же самого места появился человек в кожаной куртке. Он взял сумку и куда-то с ней скрылся. Далее еще через пятнадцать минут тот же самый человек снова появился на том же самом месте. Вы наверное уже догадались, что это был наш конспиратор. Он положил сумку в свой FORD и теперь ждал Кирина. Но появился не сам Кирин, а уже известный нам Иван-Креститель. Он был один. В руке у него была спортивная сумка в надписью «Nike». Василий взял сумку, заглянул внутрь и передал ему коробку в жестким диском.

   – Надеюсь там все тип-топ, зевая сказал Иван, – ты же знаешь с нами шутки плохи…

   – Да-да, – пробурчал Василий.

      Вдруг из-за памятника «сами-знаете-кому» вышло три человека с огромными автоматами. Среди этих людей был Серега Житин. Из-за его спины медленной, уверенной походкой вышел Порфирий Сухов с маленьким и изящным пистолетом ТТ.

   – Так, так, так, что тут у нас? – сказал он, глядя на Ивана, – Так вот ты на кого, сука, работаешь! И за сколько ты меня, падла, продал?

      Он уже поднял оружие, с намерением покончить с нашим героем, как вдруг со стороны Ивана, который отреагировал на все происходящее с удивительным спокойствием, раздался выстрел и на разбитый асфальт площади упал труп Житина. Но стрелял не Креститель, а те, кто были за его спиной. А там в тени высохшего тополя стояли люди Кирина с «папой» во главе.

   – Я чего-то не понял, это чего наезд? – поинтересовался Кирин.

      Пора валить, мелькнуло в голове у Василия, и только в тишине провинциального города раздались бодрые звуки выстрелов и не менее бодрящий свист пуль над головой, наш быстроногий герой побежал к свей машине. Однако пробежав площадь, и свернув на проспект, где во дворе дома №1 была спрятана его «ласточка», Василий остановился. Вместо роскошного нового Ford’а, так ласкающего глаз своим сделанными на заказ титановыми дисками, была куча горящего металла. Огонь уже догорал и в нем исчезли 20000 баксов за саму тачку, а так же еще 500000 на прочие радости жизни. Лишь поблизости валялся оторванный диск от левого заднего колеса (что с ним будет с титаном?). Однако тяжесть сумки «Nike» придавала некую уверенность в завтрашнем дне. Черт с ними миллионами, он и на эти денежки неплохо погуляет. А теперь бежать! И Василий побежал. Сперва он хотел зайти домой, но у дверей родной парадной его ожидали два узколобых боевика-семеновца. Так что надо было валить куда-то подальше от посторонних глаз. N – город маленький и если бы его засекли, то конец нашей истории нельзя было бы назвать happy end’ом (хотя я ничего не обещаю). Поэтому остаток дня Василий провел в пригороде, гуляя по парку Победы, но на следующий день в срок обозначенный в билете он был на вокзале. Он занял свое место в поезде и немного успокоившись решил насладиться поездкой. Так, между прочим, он заглянул в сумку с деньгами. Вынув первую попавшуюся пачку он похлопал ею по колену, распечатал и стал пересчитывать. После третьего десятка сработала подсознательная реакция. Стоп! Что-то тут не так! И верно, вместо родного для любого пост-советского человека лица Бенжамина Франклина из округлого окошка купюры смотрел просветленный лик Кузьмы Петровича Кирина, а вместо надписи «In God We Trust» было выведено «Так уверуем в Господа нашего!». А-а-а, – простонал Василий – но его никто не услышал! Чуть позже у Василия окончательно окрепло подозрение про содержимое второй сумки и он застонал второй раз. Воистину, дурак – это призвание!

      Так наш разочаровавшийся в себе герой оказался без денег, в поезде, идущем а Москву. Назад возвращаться было бы слишком глупо. Суперменом Василий никогда не был – в этом он окончательно убедился, когда в восьмом классе сдавал на уроке физкультуры прыжки через "козла". Тогда они вместе с "козлом" оказался на полу, а после один попал в больницу со сломанной рукой, а другой на свалку. Так что устроить бойню в стиле Рэмбо, он бы не смог (да и, как бы странно это вам не показалось, в Рэмбо он тоже не верил, считая это выдумкой американских спецслужб, находящихся на попечении Голливуда). Поэтому назад дороги не было, в N его ожидало только одно – вечный покой. Успокоится не помешало бы, но не до такой степени. Спасская братва, наверное, сильно на него осерчала, после того, как столкнулась лоб в лоб со своими конкурентами, вооруженными до зубов. Они должно быть решили, что именно Вася виновник этого столкновения. А когда они посмотрели порно-фильм, который наш поспешный герой записал на жесткий диск вместо компромата, тут скорее всего в душе Кузьмы Петровича взыграла христианская мораль. Ну, а что думали по его поводу в стане Семеновской группировки было и так ясно. Так что будут его искать и те и эти до скончания времен. Это вскоре подтвердилось, когда уже в столице на вокзале Василий увидел Ивана-Крестителя, который, должно быть был послан Кириным по причине вполне понятной. Видимо бандиты как-то узнали, о том, куда он направляется. Так получилось, что и Иван заметил Василия и бросился к нему. После недолгой погони нашему испуганному герою ничего не оставалось, как впрыгнуть в первую попавшуюся электричку и забиться в самый потаенный угол. Электричка тронулась, а Василий остался сидеть в тамбуре, скрываясь за спинами обвешанных рюкзаками дачников. Стало ясно, что и в Москве оставаться не следует. Так Василий принял решения добираться до Санкт-Петербурга. Он рассудил, что Питер – город большой, что спрятаться там можно легко. Он так же знал, что ни у Сухова, ни у Кирина в этом городе, в отличие от Москвы, связей не было. К тому же у Василия в Петербурге жила тетя, о которой, правда, ничего не было слышно вот уже пять лет, но адрес и телефон все же сохранился. Можно было бы пожить у нее некоторое время. Вот так наш герой и оказался в городе на Неве.

      Про Питер Вася ничего плохого не слышал, а все, что знал об этом городе ограничивалось красивым подарочным альбомом "Золотая коллекция Эрмитажа", прочитанным в детстве. Но это в сложившемся положении едва ли можно было назвать полезным. Первая проблема, с которой столкнулся наш герой это жилье. Жить было негде и после двух дней, проведенных в зале ожидания Московского вокзала местные милиционеры стали поглядывать на него как-то подозрительно. Деньги – жалкие три тысячи, которые он оставил у себя в кошельке, рассчитывая на большой куш – заканчивались с колоссальной скоростью. Оказалось, что и работу без местной прописки найти практически невозможно. Оказалось, что в большом городе его услуги компьютерщика никому не нужны – ведь таких как он здесь было пруд пруди.

      Сразу по приезду он подошел к первому попавшемуся газетному ларьку и купил кипу газет в которых, как ему объяснила продавщица, печатают всевозможные вакансии. Несмотря на толщину этих газет, интересующих Василия предложений в них оказалось совсем не много. А когда работодатели узнавали, кто он и откуда, то тут же прекращали разговор. Отсутствие трудовой книжки со стажем и прописки сыграли свою роль. На 3 день у него закончились деньги, ведь деньги всегда кончаются быстрее, чем ты их тратишь. А тети по указанному адресу не оказалось. Мало того, не оказалось и самого адреса. Старую хрущевку снесли, а новую еще не построили, и где теперь жила Васина тетя знал один Аллах, да может быть какой чиновник, подписывающий ордер о переселении. Сложилась ситуация, когда, как в шахматах, пора было признать свое поражение….

      И вот именно поэтому теперь, в эти пять часов утра в этом сером непроглядном тумане, в котором как кладбищенские призраки появлялись и исчезали то атланты, то кариатиды, то выплывали арки с осыпавшейся штукатуркой исписанные маркером и краской, то преграждали путь величественные мраморные стены дворцов, будто впитавшие в себя гнилую влагу этого тумана и тысяч других питерский туманов, – именно поэтому Василий, идущий в направлении Марсова поля, и был столь разбит и озлоблен, столь взвинчен и замкнут. Он проклинал этот город с его холодной отчужденностью, с его неприветливостью, с его высокомерием. Он сожалел о том, что вообще решил поехать сюда, сюда, где он может сгинуть просто так, прямо на этой Миллионной улице, и никто этого не заметит, ибо он здесь никому не нужен. Выгнанный ментами с вокзала в четыре утра, он брел погруженный в свои мысли, среди которых не было ни одной светлой. Выбора не оставалось, если он сегодня не найдет работу и не выпросит себе хоть какой-нибудь аванс, то либо помрет с голоду, либо решиться выйти на большую дорогу, что ему было противно и мерзко, что ставило его в один ряд с его земляками-бандитами.

      Побродив еще 3 часа по центру города, Василий вернулся на Дворцовую площадь, где как раз в это время бригада строителей принялась неспешно разбирать брусчатку у Зимнего. Там было человек тридцать одетых в синие куртки рабочих, трое из которых – они были самыми молодыми – с чем-то ковырялись в земле, остальные же только курили и матерились друг с другом.

   – Кто у вас тут за главного? – спросил Василий у первого попавшегося работника, сидевшего на вывороченном поребрике с краю разобранного участка площади.

   – Смотря кто тебе нужен. – не доставая изо рта папиросы, ответил рабочий – если прораб, то он подъедет к часу, если нужен бригадир, то вон он, здоровый такой.

      Шагах в десяти от них стояла компания из десяти рабочих. Те о чем-то горячо спорили, а тот, кто был бригадиром злословил больше всех, с применением более богатого словарного запаса. Как же я сразу не догадался, подумал Василий, опыт заметен сразу.

   –  Здравствуйте, – изрек Василий, приближаясь к компании.

   – Здорово, – за всех ответил бригадир.

      Это был мужчиной лет сорока, небольшого роста, но крепкого телосложения и с большими усами в стиле Чапаева.

   – Я ищу работу, нет ли у вас свободных мест?

   – У тебя что нет прописки? – сразу уловил бригадир.

   – Да, если честно, Питерской нет, – признался Василий.

   – Понятно. Хочешь работать неофициально, и, наверное, временно.

   – Да, все так. Так у вас есть места?

   – Двести рублей в день. Работа не легкая может длиться до двенадцати часов в день, в основном копать да таскать. Платить будут каждый день, уйти можешь когда захочешь, годится? У нас тут аврал, послезавтра три объекта сдаем, да еще комиссия из Москвы, туды ее в качель.

   – Да, а когда начинать, – обрадовался хоть какой-то работе Василий.

   – Погоди, работать будешь не здесь, – остановил его бригадир. – У меня бригада укомплектована, да и рабочих нам еще привезти обещали. Пойдешь к Василичу, они сейчас ров копают у Петропавловки, мост старый вырывают – вот где пекло, скажешь от Марсенко, он знает. И, скорее всего, сегодня уже и приступишь. Зовут его Петр Васильевич Аверьянов. Знаешь где крепость Петропавловская?

   – Знаю, спасибо, – поблагодарил Василий, и пошел в сторону Дворцового моста.

   – Кстати, может быть ты знаешь, – вдруг остановил его бригадир Марсенко – Однажды у Гайдара, туды его в качель, спросили, верите ли вы в Бога. А он, сука, ответил, что мол я «агностик»1. Вот б…ть. Так вот мы с мужиками все думаем, кто такой этот агностик, типа еврей что ли? Может знаешь, а?

   – Да, не, я как-то ближе к лопате, – сказал Василий и пошел в сторону Невы.

      Через пару часов он уже вовсю орудовал ломом – хорошая альтернатива информационной сфере.

     1Агностик – сторонник агностицизма, философского учения, признающего невозможность познания мира человеческим разумом.

Глава 2. This could be so.1

    Мои жилы, как тросы, моя память как лед

    Мое сердце как дизель, кровь словно мед

    Но мне выпало жить здесь, среди серой травы

    В обмороченной тьме, на болотах Невы

    (Б. Гребенщиков “Болота Невы”)

      Работа на раскопках оказалась простой и однообразной. Каменный мост, который находился сто лет назад на месте нынешнего чугунного, был спрятан под толщей песка и грунта на глубине полутора метров. Сложность работы состояла в том, что вся она проводилась на берегу Кронверкского канала, что с севера огибает Заячий остров и вода из канала неоднократно протекала в дни весеннего половодья через импровизированную дамбу, созданную работниками из мешков с землей и песком. К тому же рыть нужно было медленно и аккуратно, чтобы не пропустить или, тем более, не испортить какую-нибудь историческую ценность, которая могла бы случайно попасться под лопату в столь богатых историческими ценностями местах. Специально для контроля за этим делом вокруг раскопок ходил археолог, а именно аспирант кафедры археологии госуниверситета по фамилии Иосик. Появлялся на раскопках он где-то за час до обеда, бродил меж канав и куч земли и дерна со стебовой ухмылкой, а затем удалялся к ближайшему пивному ларьку, после чего уже не появлялся. Складывалось впечатление, что этому горе-ученому поиск чего-то исторически важного был по барабану, и единственной его целью было веселое проведение времени на свежем воздухе, да заработок небольших денег, которые он тут же пропивал. К тому же ему доставляло немалое удовольствие ходить по рабочей площадке, да командовать тридцатью мужиками, которые, когда тот отворачивался посылали его на три буквы. Однако напасть на что-нибудь ценное он тоже был бы не против – это гарантировало бы ему написание кандидатской диссертации и, тем самым, избавляло от необходимости протирать зад в Горьковской библиотеке. К тому же через месяц, когда рабочие доберутся до самого моста, из университета обещали прислать целую ораву его коллег по цеху, которые разнесут по кускам все вокруг в пределах трехсот метров.

      День шел за днем. Василий постепенно сдружился с коллективом землекопов, состоящих в основном из таких же провинциальных приезжих как и он сам, а так же эмигрантов в лице трех молдаван и туркмена. На ночь он размещался в вагончике, что стоял на набережной возле Арсенала. Вместе с ним жило еще четыре человека. Деньги платили исправно, и Вася стал было уже подумывать о снятии комнаты, как произошло некое событие, которое можно было бы назвать странным, если бы вся наша жизнь не была чем-то странным и фантастичным, если вы понимаете о чем я.

      В понедельник утром в восемь часов Василий вылез из вагончика и пошел на объект. Размяв затекшие от долгого лежания на жестком матраце плечи, он сел курить с мужиками «Беломор». К половине девятого все-таки появился бригадир, к тому же с хорошего бодуна и потому злой как черт на свою жизнь, а в особенности на сильно досаждающую ему тещу. Найдя глазами первую попавшуюся жертву, коей по неосторожности оказался наш герой, он тут же приступил к выяснению должностных обязанностей и порядка функционирования работника в рабочее время:

   – Что ты бля, муд..ла, тут расселся. Них.я не делаешь, е…ть тебя. Бери, бля, свою е….ую лопату и пи…уй к стене, где х..в экскаватор не докопал, блять, от ямы, что бы, бля, эту еб…ую стену не расх…рить нах.й. И копай, а не еб..сь тут без дела.

      Дополнительных разъяснений не потребовалось, Василию пришлось взять лопату, и идти, скапывать землю находящуюся между главным рвом и крепостной стеной. Остальные работники, видя сложившийся «расклад» рассеялись по близлежащим канавам и замахали лопатами, имитируя активную деятельность. Минут двадцать, поразбрасывав в разные стороны песок, наш герой сильно притомился и решил сделать перекур. Однако неожиданно, когда он уже втыкал в землю лопату, чтобы залезть в карман за папиросой, та лязгнула по чему-то твердому в земле. Думая что это какой-нибудь булыжник, оставшийся от петровской мостовой Василий аккуратно окопал предмет. Но тот на поверку оказался странным металлическим цилиндром запаянным с обоих концов металлическими же заглушками. Старинным он не выглядел, и его функциональная принадлежность тоже вызывала вопросы. Наш любознательный кладоискатель, не мудрствуя лукаво, решил показать сей «артефакт» аспиранту-археологу. Вдруг вещь ценная, тогда ведь и премию могут дать. К тому же чем больше ты занимаешься всякой фигней по работе, тем меньше ты работаешь – закон №1 для любого землекопа.

      Археолог Иосик выглядел неважно, однако много лучше бригадира Аверьянова, он, видимо, уже «поправил» здоровье и был в весьма благостном расположении духа.

   – А, Васятка, заходи, заходи. Привет! – поприветствовал он Василия.

   – Good morning, mister Jones. – ответил тот на приветствие.

   – What you mean? – удивился Иосик.

   – Ну типа, Индиана Джонс, – пояснил наш герой.

   – Это кто такой?

   – Проехали. Смотри сюда, – и Василий продемонстрировал свою находку.

   – Блин, опять какую-то херню раскопал, – расстроился археолог. – Лучше бы так зашел, побазарить. Хочешь пива, у меня еще есть. Вчера бухал сильно, башка до сих пор болит, однако вот прихожу в себя. Держи, угощайся, я три бутылки купил, одну правда Васильечу отдал похмелиться, а то он чего-то лютует. Не очень то он любит наш пласт реальности с похмела. Держи давай.

   – Да нет, ты лучше посмотри какая вещь странная. Вот если бы ее разрезать, – возможно, там внутри что-то спрятано. – Василий отдал ему цилиндр.

   – Да хрен там чего есть, металлолом какой-то. На премию рассчитываешь? Нет она и не старая даже. Знаешь чего, выброси ты ее на фиг, давай лучше выпьем. Передай остальным, кстати, тоже чтобы они мне такую байду больше не таскали, а то прут все, что угодно, лишь бы не работать.

   – Да ты смотри, это же не обычная труба, смотри как аккуратно заварена, я же не все подряд тащу. Давай разрежем. Блин, вдруг там баксы или золото, все равно жалко выбрасывать. Ты с бодуна тебе по фигу, а я уже неделю копаю, меня так от этого уже плющит, диски хочу опять продавать и жилье человеческое.

   – А чего ты вообще из своего города уехал, ты, кстати, откуда? Я не спрашивал?

   – Из Города N.

   – А чего, и такой есть.

   – Конечно есть, вспомни классиков. Да и как его может не быть, если я из него.

   – А может тебя нет, может ты глюк? – прищурился Иосик.

   – Тоже самое я бы мог сказать и о тебе.

   – Ну ладно, ладно. Что там у тебя стряслось в твоем городишке?

   – Были там проблемы, да и сейчас есть. Раньше чем через год мне туда возвращаться нельзя. Квартиру наверное мою разграбили бандюги местные, плюс долг, конечно, по квартплате накопиться, да и работу опять искать. Ну ладно не о том говорим. Берешь трубу? В музей современного искусства сдашь.

   – Да иди ты, кладоискатель, блин, хренов. Разрежь, если найдешь золото приходи – возьму. А так пилить, лобзиком, не-а, настроя нет.

   – Ну ладно, давай, пойду тогда дальше копать.

   – Как знаешь. Заходи еще. Здесь особо делать нечего. Пойду-ка я тоже по яме похожу, поконтролирую. Может чего-нибудь лучше, чем труба найду.

      И Вася ушел, и копал дальше, до обеда. И после обеда он копал. Копал, копал и копал, пока не упал. Потом пошел дождь, лучше даже сказать, пошел ливень. Он сбил пыль, превратил землю в грязь, но зато разрядил невыносимую духоту большого города. Эта духота особенно заметна в середине дня, когда солнце находится в зените и подогревает зловонную смесь, состоящую из накапливающихся за день выхлопов автомобилей, выбросов из труб котельных, и прочих выделений различных промышленных предприятий Петербурга. Эта духота присутствует всегда в той или иной степени и мало зависит от чистоты неба, времени года и маршей «зеленых» возле Смольного. Что и говорить, в последнее время город все менее радует нас своей погодой, атмосферой и состоянием дел вообще. Летом в жару; когда каждый вздох проделываешь с трудом – тут и говорить нечего. Но даже, если небо затянет тучами и польет дождь, из-под грязи и слякоти проступит первозданный мусор, не убранный с прошедшего Рождества давно уволившимся дворником, а среди осыпавшихся лепнин и треснувшей штукатурки проступит надпись исчерпывающе выражающая состояние реальности на данный период времени. Зимой в Питере чуть лучше чем летом, ведь снег застилает покров невинности на все, что было мерзко тогда. Однако холодно! Когда мороз – и ты не вылезаешь из дома, вдруг оттепель – и ты намочил ноги. Ужасная болезнь и ранняя смерть ждет каждого наивного путника, кто решиться отдохнуть от тяжелого пути на берегах Невы. Он замерзнет в сугробе, или будет убит местной шпаной, или схватит воспаление легких, или ближе к весне, испуганный и ничего не понимающий, уплывет на огромной льдине в Скандинавские страны вместе с компанией пьяных рыбаков, что является своеобразной формой миграции, характерной только для этих мест. Да, приезжему человеку, не знающему всех особенностей местного уклада жизни, всей ее специфики, ничего не стоит сгинуть здесь навсегда… Странники, никогда не приезжайте в этот город, поезжайте лучше в Турцию, там хоть персики дешевые! Но сейчас не об этом….

      Вечером Василий раздобыл ножовку по металлу и пошел искать сухое место, чтобы некорректным способом вскрыть свою находку. В вагончике он пилить не стал, за это с очевидностью он получил бы по шее. Сухого места, где бы можно было спокойно распилить металлический цилиндр в центре города, почему-то не оказалось. Везде было или мокро, грязно и паршиво или везде бродили туристы, потребляли хотдоги, пили пиво и гундосили о чем-то своем. Далеко идти тоже было в лом. Ну что ж, тогда наш сообразительный герой подстелил себе под зад сухую тряпку, и расположился на первом попавшемся поребрике.

      Начал пилить с середины, так как не знал толщину стенок цилиндра. Все что он проделывал – вся эта суета и бездарная растрата энергии – было из обычного для нашего персонажа любопытства и оттого, что все равно делать было нечего. Повредить содержимое он не боялся. Все равно он не рассчитывал найти что-нибудь ценное. Пропилив около пяти миллиметров в одном месте довольно легко, ножовка стала скользить по какому-то твердому и очень гладкому материалу внутри цилиндра. Это приободрило Василия и он начал опиливать цилиндр по окружности. Это заняло около десяти минут. Наконец работа подошла к концу, и металлическая оболочка разошлась на две части, открыв взору пытливого ямокопателя некий предмет… Неким предметом оказался другой цилиндр, на этот раз с абсолютно гладкий, с торцами без следов какой либо сварки или иного соединения. Он был медного цвета без царапин, щелей или маркировки, лишь на торцах его было выгравировано два иероглифа. Иероглифы были разные. Они не были похожи на восточные, типа китайских или японских, а скорее всего были ближе к поздним египетским, хотя Василию, совсем не сведущему в истории и археологии, точно сказать было трудно.

      Покрутив цилиндр в руках, он затолкал его к себе в карман и отправился отдыхать с другими ямокопателями в ближайший бар, где и забыл на время обо всем этом.

      На следующее утро Василий опять копал у той же стены. На этот раз рабочие подобрались совсем близко к историческому грунту и работа, видимо, близилась к концу, а точнее к моменту своей приостановки на время приезда археологов. Первые три часа прошли незаметно. Уже близился обед, когда какой-то, совершенно необыкновенного вида мужчина, миновав ленту ограждения и чугунный мост через канал, подошел к яме, в которой в тот момент ковырялся Василий. Человек был одет в черный, как-то странно сидящий на нем костюм, черную шляпу и черные лакированные башмаки. Лицо его украшала смоляные усы и борода. Можно было бы подумать, что это какой-то раввин из местной синагоги, случайно забредший на строительную площадку. Однако у незнакомца не было пейсов или томика Торы, и он выглядел крайне обеспокоенным.

   – Я, конечно, чертовски извиняюсь. – сказал он картавым голосом Василию. –Отойдемте в сторону, молодой человек, – и буквально потащил Васю за рукав по направлению к мосту, а когда уже довел того до противоположенного берега, то начал нести какую-то околесицу:

   – Вы его нашли, – прокартавил он – Наконец-то. Однако, почему вы его не экранировали? Это же привлечет остальных. Вы из какой организации?

   – Погодите. Я ничего не понимаю. Вы кто такой? Какая организация?

   – Как, разве я ошибся? Этого не может быть. Да нет же, излучение идет прямо от вас. Да вот он у вас в кармане.

   – В смысле цилиндр? Вы, что, знаете для чего он? Вы сказали, он что-то излучает, это не опасно? А то я его со вчерашнего дня в кармане ношу.

   – Со вчерашнего дня? Неэкранированный? О, Моисей! Да как же они все не сбежались. Вот что я вам скажу, молодой человек, вам очень повезло, что он девяносто лет не излучал. Они наверное не сразу осознали, что он нашелся.

   – Так он опасный? И кто это они?

   – А я смотрю вы ничего не знаете, ну незачем тогда себе голову забивать. Отдавайте прибор и капсулу, и забудьте обо всем, вам же спокойней будет. Давайте его сюда.

      Василий достал цилиндр. Повертел его в руках и ответил.

   – Не дам.

   – Ну, как знаете, вам же будет хуже. Экранируйте его хотя бы.

   – Как?

   – Ну как, как? – Удивился мужчина. – Засуньте его обратно в капсулу.

   – У него не было никакой капсулы. Он был в трубу заварен.

   – В трубу? – Снова удивился мужчина. – В какую трубу?

   – Вон в ту. – Кивнул Василий в сторону валявшихся у спального вагончика половинок трубы, которые он все-таки выбросил, так и не найдя им применения.

      Человек подошел к вагончику. Подобрав половинки, странный незнакомец внимательно их осмотрел, поковырял срез гвоздем подобранным там же и вернулся к Василию.

   – Да, действительно это не капсула. Это какой-то свинцовый сплав. Он тоже не пропускает излучения. Дайте-ка сюда прибор.

   – Не дам. – Ответил еще раз Василий.

   – Да вы не бойтесь я не убегу.

      Василий решив, что от него он, действительно, далеко не убежит, протянул ему цилиндр с иероглифами.

      Человек взял цилиндр и упаковал его обратно в трубу.

   – Да. Не герметично. – Заметил он. – Сигнал проходит.

   – И что? – Спросил Василий.

   – Погодите, молодой человек, сейчас я посоветуюсь кое с кем.

      Мужчина извлек из внутреннего кармана своей кожаной куртки Sumsung’овскую раскладушку с двумя цветным дисплеями и набрал какой-то номер. Далее последовал разговор.

   – Привет. Я его нашел. В Петропавловке его какой-то парень откопал. Он со вчерашнего дня не изолированный пролежал. Да не могу я его полностью изолировать, он в трубу был заварен, ну парень и распилил ее напополам. Куда? А что с парнем. Не знаю. Могу спросить. Брать с собой? Зачем? Я думаю не стоит, он, судя по всему, не местный. Понятно. Да. Хорошо, я не представлялся. Ну все, пока.

   – Ладно. – Обратился он к Василию. – Но вы извините, рисковать мы не можем. Мне пора.

   – Э нет, стой. Отдай мне цилиндр, – возмутился Василий.

   – Послушай. Это очень опасно. Из-за него тебя могут убить, но это еще не самое страшное, ведь прибор может попасть к Ним.

   – К кому это к ним? – Спросил Василий раздражаясь от того, что этот незнакомец ничего ему не объясняет и даже не представляется. – К кому к ним?

   – К нам! – раздался низкий голос из-за спины Василия.

      На расстоянии десяти шагов от них стояли двое мужчин и женщина. Одеты они были в одинаковые спортивные куртки и джинсы, на ногах у всех троих были не менее одинаковые ботинки. Не смотря на схожесть одежды, выглядели они абсолютно по-разному. Один мужчина был ростом около двух метров, второй же был значительно ниже и смотрелся по сравнению с первым просто карликом. Женщина занимала среднюю позицию. Невысокий мужчина держал в руке пистолет и целил им то в человека в черном, то в нашего изумленного героя.

   – У кого из вас устройство? – Спросила женщина. – Бросайте его сюда.

      Они находились прямо на проезжей части перегороженного Кронверкского канала. Спальный вагончик закрывал их от взглядов остальных рабочих и прочих возможных наблюдателей. К тому же звать на помощь было опасно, так как можно было получить пулю в лоб. Вся пятерка замерла на некоторое время. Только через пару минут молчания Василий подал голос.

   – Какое устройство? – спросил он.

   – Не шути с нами, парень, – предупредила женщина. – Зря ты ввязался в это дело, может быть пожил бы еще. Кончай его, мелкий, прибор у хранителя.

      Василий понял, что кончать собираются именно его и замер. Но прежде, чем он успел что-либо сообразить, у него над плечом что-то просвистело, затем раздался выстрел, и что-то снова пронеслось у него над уже другим плечом. Мелкий рухнул на спину, из его горла торчал армейский нож. Из перебитой артерии хлестала кровь на джинсы напарницы. Тело мужика упало прямо на нее и сбив ее с ног прижало к земле. Длинный лежал около. Меж его раскрытых глаз так же торчала рукоятка точно такого же ножа. Василий был поражен увиденным, и в его голове даже мелькнула мысль про Рэмбо.

   – Валим! – крикнул ему незнакомец и потянул за ограждения.

      Как только они миновали ленты ограждения и кучи песка и гравия, коими была завалена вся набережная, за спиной послышались выстрелы, что добавило прыти Василию и его расторопному спасителю. Если бы не те самые кучи, то пули нашли бы своих адресатов.

   – Бежим к Каменноостровскому проспекту. Там у меня машина на ней оторвемся.

   – А ножей у вас больше нет?

   – Нож-то есть, но я сомневаюсь, что он ее остановит. И вообще, молодой человек, я не знаю стоило ли вообще вас спасать. Мы вообще не имеем право втягивать кого б то ни было в наши дела. Я видите ли хранитель, и….

   – Нет, вы не хранитель, – сказал Василий, когда выстрелы за спиной прекратились и они уже добежали до проспекта.

   – К-как, – изумился незнакомец, – как вы узнали?

   – Вы не хранитель, вы агностик!

   – Почему это агностик?

   – Сомневаетесь много. – Пояснил Василий.

      Они подошли к припаркованному возле газетного латка большому черному с тонированными стеклами джипу «Toyota Land Cruiser». Незнакомец, называющий себя «хранителем», снял блокировку и сел за руль. Василий замешкался. Все, что произошло с ним за последние пол часа казалось каким-то дурным сном. Сейчас он не знал, что же ему все-таки делать, сесть в машину и отдаться в руки судьбы, или бежать куда подальше от этого явно ненормального еврейского «Рэмбо».

   – Ну, молодой человек, вы садитесь? – высунулся из окна «хранитель».

      И Василий сел. Зачем он это сделал, он не знал, но чувствовал, что не раз пожалеет об этом. Когда джип тронулся, наш герой спросил:

   – Что это были за люди?

   – Это шестидесятники.

   – Кто?.

   – Они работают на шестидесятый отдел – один из самых засекреченных отделов ФСБ России.

   – ФСБ! Мать-перемать! Ну я и попал! – воскликнул Василий и схватился за голову…..

1Это могло быть так… (англ.)

Глава 3. Убийцы на дорогах.

- Ты всегда говорил, что не надо ездить по шоссе.

- Не надо.

- Ты говорил, что это самоубийство.

- Будем надеяться, что я был не прав.

( «Матрица 2 : Перезагрузка.» )

      Василий не знал куда его везут. За полторы недели проживания он так и не научился ориентироваться в городе на Неве, что не удивительно, когда большую часть дня проводишь на стройке. Лишь изредка ему удавалось прочитать названия улиц: Литейный пр., Загородный пр…. Они ехали довольно долго, выстаивая в бесконечных пробках, которые в связи с повсеместными ремонтами дорог были на каждом перекрестке. После часа пути Василий не выдержал и поинтересовался о конечной точке их путешествия. Ответ был таков:

   – Сейчас сперва заедем в одно местечко. Ненадолго. А потом поедем в Гатчину, подальше от города, там на ДСК возьмем новую капсулу и экранируемся, а потом на базу.

   – Какую базу?

   – На базу…

   – А где она, база?

   – Ну нет. Я вам пока не скажу. Я же не знаю с кем вы.

      Добравшись с горем пополам до Московского проспекта, джип завернул на 1-ую Красноармейскую и поехал прямо, затем по Троицкому до Лермонтовского проспекта. Далее он свернул направо, пересек Фонтанку, еще какую-то реку, название которой Василию узнать не удалось, и остановился только на углу с ул. Декабристов. Там по правую сторону располагалось здание большой хоральной синагоги.

   – Сидите здесь, а я сейчас вернусь, – сказал Василию человек в черном, вылезая из машины и направляясь к синагоге. Он огляделся, вошел внутрь и пребывал там около пятнадцати минут, затем появился вновь, сел за руль и добавил:

   – Ну что ж, решено…

      Что было решено, Василий так и не узнал. На все вопросы его странный спутник отвечал одинаково:

   – Ой, да подождите, молодой человек, всему свое время. Вы таки непременно все узнаете, погодите пока приедем.

      Так что распространяться о том, что же представляет из себя цилиндр, лежащий на заднем сидении в дипломате, кто такие хранители и прочее человек в черном не хотел. Но все же Василию удалось вытянуть из него некоторую информацию в основном личного характера. Так выяснилось, что зовут его Иннокентий Львович, родился он в Таганроге, но в детстве переехал в Ленинград. Служил в ВДВ. Во время перестройки эмигрировал в Израиль («Я знаете ли, Василий Геннадьевич, еврей в третьем поколении»), однако, в двухтысячном году возобновил Российское гражданство и вернулся в Питер («Были некоторые причины, и, знаете ли, одного еврея еще можно терпеть, но всю страну…»).

      Про пункт назначения он выяснил только одно: на лесопилке у Северной проходной на Гатчинское ДСК их будет ждать свой человек («Рафат –важная персона, ты не смотри на его имя. Это его задача решать нестандартные проблемы»), он-то и передаст им капсулу, а потом они поедут на базу. Ждать их будут недолго, поэтому нужно торопиться. Больше Василию ничего не удалось узнать и, стоя в пробке на Московском, болтали они в основном об общеполитических и социальных аспектах жизни государства российского, чем так приятно заниматься в любом транспорте и с любым собеседником. Они говорили о разложении власти, о разврате денег, о пороках общества и гибели языка, захлебывающегося в терминах массовой культуры. Иннокентий Львович оказался большим ценителем русской поэзии «серебряного века» и утверждал, что самобытность и богатство языка – есть показатель величия всей культуры, и что язык при всеобщей глобализации, которая к сожалению является вещью вполне объективной, остается единственным показателем, отличающем одну нацию от другой. Он стал вспоминать великих мыслителей и утверждал, что мы – русские (и это звучало довольно забавно) – никогда не сможем понять, что там написал Гегель или Руссо, так как не сможем полностью окунуться в специфику языка, на котором писали эти мудрецы, более того даже соотечественники этих философов так же полностью сделать этого не смогут – слишком много лет минуло с тех пор.

   – Ведь вспомните, молодой человек, сначала было, что? – Правильно, Слово! – говорил он.

      На замечание Василия о том, что «мысль изреченная – есть ложь», он почесал бороду и справедливо заметил, что понятие «лжи» так же точно не определено, и ложью может оказаться даже то, что априорно является истинной и что, если спросить англичанина «истина – is true?», то он скорее всего ответит, что «истина – is false but true is true!1». В общем, всю дорогу страдали х..ней!

      Наконец они с горем пополам добрались до Киевского шоссе и, прибавив до ста, направились в сторону Гатчины.

      Примерно на сороковом километре их нагнал сиреневый джип с тонированными стеклами. Джип сравнялся с ними и, заняв среднюю полосу, принялся очень нагло оттеснять их к обочине. Иннокентий Львович хотел было притормозить, чтобы получить пространство и осмотреться, но сзади путь тоже оказался закрыт. Недорогая, но крепкая «Волга» преследовала их бампер к бамперу, и тоже норовила подтолкнуть в кювет. Иннокентий Львович попытался сманеврировать в объезд грузовика, который ехал перед «Land Cruiser»-ом, по обочине, но чуть не въехал в кусты. Еле удержав руль, он вернулся на свое место за грузовиком и что-то сказал на непонятном языке. В такой манере они пронеслись по деревне “Верево” проигнорировав свисток гаишника, который махая радаром хотел срубить с них за превышение скорости. Приближалась развилка. Дорога прямо вела в Гатчину, а налево через виадук шла основная магистраль, проложенная в объезд города. Обе дороги были двухполосными. Водитель за рулем сиреневого джипа, поняв, что медлить дальше нельзя, пошел в атаку. Для острастки он слегка толкнул машину Иннокентия Львовича вбок. Но тот, по-видимому, был готов к такой ситуации и выправив машину ответил контрударом справа. В тот момент водитель Волги занял освободившееся пространство справа от «Land Cruiser»-а, оттеснил его на виадук, а сам, лихо отвернув от ограждения моста, занял свое место сзади. Сиреневый джип оказался на встречной полосе. Ему навстречу неслась здоровенная фура, и тому ничего не оставалось, как со всей мощи ударить машину Иннокентия Львовича. Toyot’у бросило в сторону и, ударив об ограждение, слегка развернуло, что вызвало резкое снижение скорости. Это обстоятельство, похоже, застало врасплох водителя «Волги». Однако, он успел выкрутить руль и, смачно «поцеловав» «Land Cruiser», пробил ограждение и кувырком прокатился метров двадцать по склону, естественно вместе с машиной, пока не увяз в густорастущих внизу кустах. Этим «поцелуем» он окончательно закрутил «Land Cruiser» и, вылетев на встречную полосу, тот лоб в лоб вмазался в тот самый тягач Volvo с полуприцепом, что так напугал его преследователей. Тягач был груженным и протащил джип около ста метров, прежде чем остановился. Его прицеп развернуло, он отцепился и перевернулся, перегородив дорогу и высыпав через порвавшийся брезент свое содержимое – а это оказались ящики с бутылочным пивом – прямо на трассу. Бутылки рассыпались по всему проезду, разбиваясь и разливая свое шипящее содержимое на асфальт. Сиреневый джип, однако, успел проскочить и был по другую сторону от перевернутого прицепа.

      Василий, по счастливой случайности оба раза оказывавшийся на противоположной от столкновения стороне, сильно не пострадал, и, даже, благодаря ремню и подушке безопасности не получил ни царапины. К сожалению того же нельзя было сказать о Иннокентии Львовиче. Его подушка безопасности почему-то не раскрылась, а пристегнут он не был, и при столкновении с Volvo его выбросило из сидения. Пробив головой лобовое стекло, он наполовину вылетел из кабины, при этом проехавшись шеей о край раскореженного капота, и теперь истекал кровью, заливая ею всю переднюю часть машины и салон. Василий попытался вытянуть его назад, но голова, на которой все еще, как ни странно держалась черная шляпа, за что-то зацепилась, и сделать этого не удалось. Пощупав пульс Василий понял, что Иннокентий Львович мертв. Тем временем преследователи тоже не мешкали. Они сначала попытались перелезть через прицеп, но это им не удалось и они стали обходить аварию по скользкому склону виадука, стараясь не порезаться о многочисленные осколки пивных бутылок. Василий понял, что надо торопиться. Он вытолкнул труп Иннокентия Львовича из машины прямо в пенистый пивной поток, а сам сел за руль. Водительского стажа у нашего героя было всего полгода, а права подарил ему по-пьяни один из знакомых ГАИшников из города N, которому он как-то раз помог настроить ему компьютер. На джипах же Вася не ездил никогда. Но теперь ситуация принуждала его осваивать технику вождения этим монстром в кротчайшие сроки. Однако попытка завести джип не привела к успеху. Двигатель издавал какие-то противоестественные звуки, и из него валил пар. Этюды по вождению приходилось отложить. Схватив дипломат с цилиндром, а заодно и мобильный телефон Иннокентия Львовича, закрепленный на панели над магнитолой, Василий вылез из раскуроченного джипа.

      Водитель Volvo парень лет 25 обалдело глядел перед собой, видимо до конца не определившись, жив он или мертв. Василий, вылезающий из разбитого джипа в грязной спецовке и при этом весь в крови и с дорогим дипломатом в руке, окончательно его деморализовал. Пользуясь замешательством соучастников ДТП, Василий скатился по противоположному склону в небольшой лесок росший внизу и побежал в сторону железной дороги, которую он заметил вылезая из джипа.

      Василий уже не видел как его преследователи, которые все-таки не удержались на мокром после дождя склоне и скатились вниз, помогли выбраться из кустов водителю Волги. Им оказалась уже знакомая нам женщина в спортивной куртке. Выглядела она не важно: щека была разодрана, одежда в грязи и, судя по искаженному болью лицу и тому, что они держалась за левый бок, у нее было сломано ребро. Ругаясь в адрес российского автопрома и выкрикивая антисемитские реплики, она поковыляла к джипу, подгоняя вверх своих нерасторопных подчиненных.

      Василий, пробежав порядка полукилометра, достиг, наконец, железной дороги. Еще в лесу он выбросил перепачканную в крови Иннокентия Львовича спецовку, чтобы не пугать местных жителей. Понимая, что преследователи скоро сюда доберутся, следуя за излучением цилиндра, он понял, что нужно поторопиться и найти Рафата, тем более что, тот долго ждать не будет. Для начала Василий решил осмотреть мобильный телефон покойного «хранителя». В записной книжке у того не оказалось никаких номеров. Из всей информации Василий обнаружил только одно послание, которое Иннокентий Львович получил во время поездки, а потому не успел удалить. Оно гласило: «Не жажди отпущения грехов, времена нынче не те!».

   – Что за чушь! – изумился Василий и отключил телефон. Похоже на сумасшествие, притом всеобщее, подумал наш герой, а потом заметил для себя, что как говорил его друг детства Андрей Горохов, умерший в одиннадцатом классе от передозировки героина, если все вокруг сошли с ума, время идти к психиатру! Но размышлять на отвлеченные темы не было времени. Надо было идти искать Рафата.

      Василий брел вдоль железной дороги и гадал, в ту ли сторону он направляется. В голову лезли странные мысли, то о цилиндре, то о древней Греции и ее мифах. Потом он непроизвольно стал напевать, что-то из раннего Аквариума. Странно, но он совершенно перестал думать о том, куда он идет. Был ли тот город, что он видел с моста Гатчиной или же Гатчина это вообще не город, а просто так называется какое-то место тайных сборищ «хранителей». И что это за «хранители»? – звучит как название секты. Да-да, это, наверное, сектанты, тайная организация евреев-фанатиков, которые однажды в период революции 17 года во время погромов, устроенных «черносотенцами», потеряли одну из своих реликвий – цилиндр, древний артефакт, наделенный магическими способностями, дарующий людям мудрость и великие знания о способе приготовления пива. Да, ты еще не потерял способности шутить, друг мой, подумал про себя Василий и улыбнулся. Нет, все таки необходимо было разобраться во всей этой белиберде. Но для начала, не плохо было бы перекусить.

      Вдруг Василий вспомнил о дипломате, который он вытащил из машины Иннокентия Львовича. Интересно, что в нем кроме цилиндра? Надо его вскрыть и поглядеть. Нет-нет, это опасно, надо бежать, быстрее и подальше от этих мест, кричал внутренний голос. Но любопытство, никогда не оставляющее нашего героя, взяло верх, и он остановился в поиске того, на что можно было бы сесть. Увидев несколько лежащих неподалеку шпал, наш искатель приключений устроился на них. Осмотрев дипломат, Василий заметил, что тот закрыт на оба кодовых замка. Пришлось применить грубую силу. Отыскав камень Василий немного повозился и отбил замки. Дипломат раскрылся. Внутри оказался знакомый цилиндр в распиленной оболочке, две пачки пятидесятирублевых банкнот, новая рубашка, набор отмычек, отвертка, записная книжка в которой вся информация была записана на иврите, электрошокер американского производства и ноутбук Sony. Затолкав все это назад, Василий захлопнул дипломат и, обвязав его ремнем, чтобы тот не раскрылся, двинулся дальше. Вскоре впереди между стволами деревьев стали мелькать крыши домов и заборы. Наверное деревня какая-то или дачный поселок, подумал Вася, но его мысли были прерваны криком сзади.

   – Эй, турист! – голос был низкий и приятный.

      Василий обернулся. К нему шел какой-то местный мужик на вид лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Одет он был в старую солдатскую шинель и кирзовые сапоги. Голову аборигена украшала черная покрытая пылью шляпа. В руке мужик держал сумку, в которой, судя по звону и характерной выпуклости, лежала какая-то тара.

   – Здрасссьте, – прошипел он. – Огоньком не богаты?

   – Богат, – протянул ему зажигалку Василий.

   – Куда путь держите? – поинтересовался, закуривая беломорину, мужик. Вернув зажигалку, он предложил папироску Василию. Тот вежливо отказался от угощения и ответил, что ему нужно в Гатчину, а в какой она стороне он понятия не имеет.

   – Знать заблудился, – перешел на «ты» абориген. – Дык, ты не в ту сторону идешь. Тебе надо назад идти. Километров восемь если по рельсам.

   – Елки зеленые! – сплюнул сгоряча наш герой. Положение было поганое. День клонился к вечеру. Хотя в этих местах темнеет поздно, но тащиться по лесу хрен знает куда в планы Василия никак не входило. Да и встретиться с Рафатом уже, видимо, не удастся.

   – Может быть тут станции какие-то есть, ну типа железнодорожные? – спросил Василий.

   – Есть. До ближайшей с час ходу. Это ты ведь на запасные пути забрел. Они тут метров через триста тупиком как раз и заканчиваются, – мужик немного помолчал, а потом махнул рукой и добавил. – А иди-ка ты парень ко мне на ночь. Человек ты, видать, неплохой, самогончика с тобой дрябнем, щец поедим.

   – А у тебя свинец есть? – почему-то спросил Василий.

   – Есть, – мужик даже не удивился столь странному вопросу. – Здоровая чурка свинцовая в сарае. Я в былые времена много чего с колхоза натаскал.

   – Ну ладно, пошли, – решился Василий, понимая, что без отдыха и еды далеко не уйдет, а мысль о том, что он искушает супчика и выпьет самогона лишила его вообще всякой воли.

      Селянин повел его направо через березняк в сторону деревни. По дороге он без умолку болтал:

   – Вообще-то я один живу. Моя жена еще при перестройке померла, кандратий ее прихватил, так что за всем хозяйством сам приглядываю. Местные-то меня не очень любят, дураком считают, даже ненормальным. А я что? Всего-то немного эзотерикой увлекаюсь. Храм строю.

   – Храм кому или чему?

   – Храм Джону Леннону!

   – А почему Джону Леннону? – удивился Василий, который как он сам для себя отметил, еще как ни странно не потерял способности удивляться.

   – Леннон – это единственный человек за весь минувший век, которому удалось достичь радости просветления. Он единственный, кто смог аккумулировать столько инь2-энергии и вернуть ее в виде песен нашему миру. Ты должно быть не знаешь, что есть фотографии позднего Джона, где у него иногда на лбу проступает темное пятно. Знаешь что это?

   – Брак пленки? – неудачно пошутил Вася.

   – Нет. Это третий глаз. – сказал мужик, не заметив этой шутки. – Да ведь он еще и нирваны3 достиг!

   – Уверен?

   – Не вопрос!

1True – (англ.) истина. false – (англ.) ложь. But – но. Is – есть.

2Инь – мужское начало, день, свет и т.п.

3Состояние наивысшего блаженства и полной отрешенности, цель стремления каждого человека. Достигается обычно после смерти.

Глава 4. Особенности национального просветления.

– Бьюсь об заклад, что когда я опять приду, то вы уж и в бога уверуете, – проговорил он, вставая и захватывая шляпу.

– Почему? – привстал и Кириллов.

– Если бы вы узнали, что вы в бога веруете, то вы бы и веровали; но так как вы еще не знаете, что вы в бога веруете, то вы и не веруете, – усмехнулся Николай Всеволодович.

(Федор Михайлович Достоевский «Бесы»)

   – А тебе зачем свинец-то нужен, – спросил наконец мужик, когда они уже во всю шагали по деревне.

   – Скажу - не поверишь.

   – Я поверю, – заверил мужик. – Я, знаешь ли, такого повидал.

   – Ну ладно, – сказал Василий, которого события за день довели до несколько апатичного состояния, при котором он не был способен задумываться о чем говорит. Хотя, может быть, сам собеседник так располагал к себе. – Тут один цилиндрик нужно в свинец запаковать, что бы он не излучал.

   – А! Радиация! – почему-то обрадовался мужик. – Ну что ж, пойдем заварим.

      По дороге выяснилось, что зовут его Степан Кузьмич Митрохин. Жил Кузьмич на самом краю деревни, в небольшом деревянном срубе, выкрашенном в, видимо, зеленый цвет (краска так облупилась и покрылась грязью, что однозначно сказать было нельзя). Двор вокруг дома был богат на различные постройки и огороды и занимал на первый взгляд соток шестнадцать. Огороды были тщательно вскопаны и на них уже кое-где всходили свежие молодые побеги лука и укропа. По левую сторону от дома располагались парники, в которых тоже что-то зеленело.

   – А что у вас там в парниках растет, для помидоров вроде бы не сезон? – спросил Вася.

   – А-а-а, это я ганжубас1 выращиваю, – совершенно спокойно ответил Кузьмич, – местную шпану прикармливаю. Они мне за это с хозяйством помогают. Я ж, мил человек, денег-то не беру. Бесовское это устройство – деньги. Хорошему человеку они не нужны. Я парнишкам травки – а они мне за это огород вспашут, или коровку подоят или сахарку из дома принесут. А я потом из сахарка бражку заварю, да себе для расширения сознания самогончика накапаю.

   – А милиция вас не беспокоит? – спросил Василий, когда они подошли к большому сараю слева от дома. Сарай был разделен на две части: собственно сам сарай и хлев. Возле хлева на небольшом лужке паслась корова и конь пегой масти.

   – Не, менты меня не трогают, – ответил Степан, вытаскивая из сарая небольшую свинцовую чурку. – Хотя иногда заходят. Я им тогда проставляюсь самогоном или той же травки даю покурить. Они моей ганжи покурят и больше уже со злым умыслом не приходят, только по этому делу.

      В сарае, для отопления хлева стояла небольшая круглая чугунная печь с плитой и с асбестовой трубой выходящей на крышу. Запалив «чугунку», Кузьмич поставил на нее стальной таз, из которого предварительно высыпал кучу лучин и бумагу, скомканную для растопки. Чурка была опущена в таз.

   – Ну это надолго, – заметил мужик. – Пойдем, я тебе пока наш храм покажу.

   – Почему «наш»? – удивился Вася.

   – Но не могу же я претендовать на то, что он мой и ни чей больше.

      Они обошли дом, и Василий увидел высокое пирамидальное строение высотой в восемь метров и площадью основания сотки в полторы. Было видно, что храм не завершен: не было оконечника (или может быть купола). Однако боковые плоскости пирамиды, выровненные глиной, были уже исписаны какими-то символами, смысл которых был не понятен.

   – Ну как? – рассчитывая на комплимент, спросил Степан Кузьмич.

   – Круто! – совершенно искренне сказал Василий. – Только почему пирамида, для лучшего приема космической энергии что ли?

   – Точно, – согласился хозяин.

   – А почему из кирпича, а не из камня, как в Египте?

   – Это серьезное заблуждение, думать, что в Египте пирамиды сделаны из камня. На самом деле, по последним данным ученых, блоки, из которых состоят эти самые пирамиды, сделаны из некоего бетона, состав и методы изготовления которого пока еще остаются тайной. Этот бетон по физическим свойствам мало чем отличается от гранита и поэтому пирамиды так долговечны. А я строю из глины, потому что глина – материал очень, так сказать, «теплый», к воздействию любой энергии податливый. Да ведь и люди-то все Богом из глины были изготовлены. А то, что глина разрушается быстро, так это ничего, память людская тоже не вечна. И Джона тоже когда-нибудь забудут. Может быть, те же самые и забудут, кто травку у меня берет! Да! Sic transit Gloria mundi!2

   – А что это за письмена по бокам? – спросил Вася, думая, что травка память молодого поколения явно не укрепит.

   – Это тексты песен Джона, написанные на санскрите. Вот это «All you need is love», это вот «Strawberry field forever», а это «Imagine»3….– Там их много.

   – А почему на санскрите?

   – К оригиналу ближе, – ответил Кузьмич, стряхивая пыль с гладкой поверхности стены храма.

   – К какому оригиналу? – удивился Василий.

   – Но ведь Джон на санскрите стихи писал, – удивленно изрек Кузьмич, поражаясь, как человек может не знать таких элементарных вещей.

   – На каком санскрите? Он санскрит-то и знать не знал. Он же англичанин.

   – Кто англичанин?

   – Джон Леннон, – разговор стал превращаться в спор двух идиотов. Но кто здесь идиот Вася сказать уже не мог. – Но ведь Леннон, он ведь из битлов. А Beatles – английская группа. Так?

   – Какое «Битлс»? – не переставал удивляться Кузьмич. – Причем здесь какой-то там «Битлс»?

      Василию стало казаться, что хозяин просто решил поиздеваться над своим гостем, который, надо было признаться, на вид выглядел вполне удобной мишенью для подобных издевательств.

   – Ну, ладно, ладно, – стал успокаивать его Кузьмич, – потом сам все увидишь. Пойдем лучше твою хреновину заваривать. Где там она у тебя?

      Они вернулись к сараю. Василий раскрыл чемодан и вынул оттуда цилиндр в распиленной оболочке.

   – Его бы по вот этому шву заварить, – сказал он, показывая Кузьмичу капсулу.

      Тот взял цилиндр, положил его на близлежащий камень и аккуратно с помощью черпака залил щель между двумя частями оболочки. Далее он опустил его в ведро с дождевой водой, которое стояло у водосточной трубы, свисающей с крыши. Вода зашипела, и из ведра пошел пар. Вынув цилиндр, Кузьмич внимательно осмотрел результат своей работы, и, не обнаружив, ни одной дырки, остался им вполне доволен.

   – Держи, – сказал он, протягивая цилиндр Василию, – Смотри, не потеряй – вещь ценная. Это сразу видно. Чувствуешь какое над ним мощное торсионное4 поле, аж башню сносит.

      Василий взял цилиндр и засунул его обратно в дипломат. Никаких полей или радиации или еще какого-то воздействия он не ощущал. А тяготило его только одно – желание пожрать, вкусно и много. И хозяин с этим медлить не стал. Он повел гостя в дом, посадил за стол, выставил литровую бутыль прозрачной жидкости, от которой сразу повеяло каким-то теплом, достал из холодильника очищенную картошечку, поставил на газовую плиту сковороду, кастрюлю и чайник. Далее Кузьмич вынул из морозильника добрый шмат сала и стал резать его крупными квадратными кусочками. Когда сковорода разогрелась, сало было безжалостно брошено на нее и тут же подало голос: зашипело и застреляло. После этого Кузьмич порезал лук, при этом обливаясь слезами и приговаривая «эх, хорошо!». Лук пошел следом за салом, и когда изба наполнилась характерным приятным запахом, настало время картошки. Картошка была изрублена и брошена жариться. В этот момент запахло щами. Кастрюля была снята с огня и поставлена на стол. Раскрыв кастрюлю, Кузьмич крышкой согнал пар и, понюхав содержимое, произнес: «Ляпота!». Василий не выдержал, привстал, и нагнувшись припал к кастрюле. Запах был так хорош, что буквально кружил голову. Глотая слюнки, наш герой принялся наливать суп в две большие эмалированные миски, которые, видимо, служили тарелками. Тем временем Кузьмич сходил в сени и притащил целую кадку соленых огурцов и добрую гору квашеной капусты с клюквой и яблоками. Далее он достал хлеб, испеченный, по его словам соседкой бабой Нюрой. Хлеб оказался мягкий, с толстой хрустящей корочкой, он был еще теплый. Тут Кузьмич открыл холодильник и извлек оттуда банку с горчицей. «Ядреная!» – сказал он, что было неоспоримым знаком качества. Намазав хлеб горчицей, он отвлекся на картошку, которая уже разваливалась и прилипала к ножу.

      Когда щи были разлиты, хлеб нарезан и намазан горчицей, картошка уже тихо шипела в закрытой сковороде, когда каждый уже поддел на вилку огурчик, а самогон был разлит, и молитва произнесена, Кузьмич вдруг вскочил.

   – Постой, – вскрикнул он. Василий опустил стопку. Хозяин отложил огурец и выбежал из дома на несколько минут. Вернулся он с толстым пучком свежей зелени: лука, укропчика и петрушки. Быстро порезав все это, он бросил большую пясть прямо в миску себе и Васе.

   – Витамины! – сказал он, вновь поднимая стопку. – Ну, со знакомством!

      И они выпили. Самогон был крепкий, вышибал слезу и ударял в пот.

   – Сколько градусов, – произнес Василий, закусывая огурчиком.

   – Так, все семьдесят, наверное, будет. Горит-то хорошо. Во, глянь, – Кузьмич приподнял бутыль.– Чистая, как слеза.

      Щи оказались просто чудесные. Вкус их полностью соответствовал запаху. То ли из-за этой вкуснотищи, то ли из-за того, что давно ничего не ел, но Вася за пару минут очистил всю миску и даже облизал ложку. Хозяин, приметив это, тут же налил добавки.

   – После первой и второй, – продекламировал Кузьмич, разливая еще по стопке.

      Во второй раз самогон пошел намного лучше.

   – Слушай, – спросил неожиданно Василий. – А где это ты санскрит выучил?

   – Нигде. Я санскрит не знаю, – ответил Кузьмич, хрустя огурцом.

   – А как же храм?

   – А! Там на стенах другое дело. Мне Джон помогает, иногда показывает, иногда рассказывает, иногда просто споет.

   – А поет на чем?

   – На английском.

   – Ты же сказал на санскрите!

   – Нет. Поет Он на английском, а сами песни написаны на санскрите. Тут дело темное, пока не проникнешься не поймешь. Тут надо постигать. Я сам долгие годы на это потратил. Столько ментальной энергии израсходовал. Но и результаты ощутимы! Я, в общем-то, обычно и английского не понимаю, но в минуты наиярчайшего откровения, конечно, смысл до меня доходит. А то, что на стенах пишу, то заповеди это. Их нельзя перевести их можно только осознать. А кто их осознает, тому их и переводить не нужно. Давай-ка еще хряпнем.

И они хряпнули еще по одной.

   – Слушай, отец, – сказал порядком охмелевший Василий. – Меня вот с самого начала вопрос мучает. Если ты деньги не признаешь то, что у тебя в том мешке, с которым я тебя на дороге сегодня встретил, было?

   – Ты ето про пиво, что ли. Да ето не от корысти. Просто авария на мосту случилась, грузовик с пивом перевернулся, а я мимо шел. Думаю: все одно пропадет, а люди старались, делали, ну и набрал сколько смог. Я, знаешь ли, люблю пиво холодненькое. У нас в деревне люди пиво пьют исключительно в виде «ерша», а я так люблю.

      Он поднялся, взял со стола вязанную варежку и с ее помощью перенес дымящуюся сковороду на стол. Откуда-то появилась большая деревянная ложка, которой Степан Кузьмич быстро перебросал половину картошки Василию на тарелку. После чего опять зачерпнул горсть укропа и посыпал обе порции.

   – Кузьмич, а с чего это ты канабис выращивать начал, – продолжал допытываться Василий. – Это же абсолютно неестественно для нашей местности. Почему не что ни будь более традиционное. Мак, например.

   – Я тебе сейчас расскажу, но это длинная история, давай-ка сперва еще накатим.

      Накатили. Кузьмич закурил свою беломорину и снова предложил Василию. Василий, уже немало выпивший, на этот раз с радостью затянулся.

   – Вот, значит, как дело было. Лет пять али шесть тому назад работал я еще в колхозе. Приехал к нам как-то из Питера парень лет двадцати пяти, он агрономом был, после сельскохозяйственной школы к нам распределился. Сам щуплый такой, а волосы аж чуть не до пояса. Веселый был постоянно, песни пел типа «No women, no cry» или «People are strange» и с такой легкостью ко всему относился, что завидно становилось. А у меня в ту пору столько проблем было, голова болела постоянно, да еще эти три извечные «Д»: Дом, друзья, дура теща…. Я, значит, его и спрашиваю, как так, почему у тебя все так хорошо, а у меня нет. Он мне и отвечает, что, мол, ты просто не правильно к жизни относишься и не знаешь истины во всем. Я спрашиваю, что это за истина такая, что ее никто не знает. Ну он и говорит, что давай я к тебе приду вечером и покажу и расскажу. Давай еще.

      Они снова приняли.

   – Вечером пришел он ко мне. Сели мы за стол, самогочику выпили. Он и спрашивает, что, мол, курю ли я. Ну, есный пень, кто ж не курит? Он достал две самокрутки, одну мне протянул и говорит: «Это, Степан, травка, священная, ганжубас называется. Если ее курить, то сознание абстрагируется от физического мира и наступает состояние пригодное для осознания истины». Ты знаешь, Василий, сам Джа5 завещал нам истину познать, а не тратить энергию на суету житейскую. И начал он ко мне захаживать частенько. Мы с ним пили самагончик, травку курили и говорили обо всем, как мы сейчас. И ты знаешь, через неделю я понял что-то в этом мире, и все проблемы ушли. Я спросил своего наставника где траву эту достать можно, он посмотрел на небо и отвечает, ты мол в деревне живешь, сам бог велел выращивать. И он дал мне семена. С тех пор вот выращиваю сам. Вскоре стал задумываться, а для чего людям деньги, ведь все же можно самому добыть, вырастить там или обменять. С работы ушел. И так легко жить стало, истину Джа сказал.

   – А как часто Джон Леннон к тебе приходит?

   – Да, бывает является по несколько раз за день, а то месяцами не появляется. Расскажет мне чего-нибудь, текст продиктует. Да хранит его Илюватор6.

   – Илюватор? – удивился Василий. – Степан, скажи, где ты в деревне всего этого набрался? В смысле Джа, Илюватор, торсионные поля, да и остальное.

   – Ты знаешь. Как меня внешний мир устраивать не стал (а он никого устраивать не должен), так я начал внутренний искать. Съездил в город, купил книг разных эзотерических и про религии разные. Читаю их помаленьку – себя познаю. Знаешь ли ты, что во всех религиях об одном говориться? Даже в политеистических. И это одно и есть истина, – начал проповедовать Кузьмич.

   – И в чем же она? – спросил Василий. Его заинтересовала беседа о религиях, хотя он никогда этим не занимался и не читал ничего из того, о чем вещал Степан Кузьмич, кроме «Сильмарилиона».

   – А не скажу, – ответил Степан. – Не скажу, потому как сам не знаю. Но для каждого человека она своя собственная. А религия – это всего лишь адаптация истины под местность. И там уже не важно в кого ты веришь, в Аллаха или в Осириса или может в Иштар7. Кстати, Василий, ты в курсе, что традиционный символ Ислама полумесяц со звездой в древнем шумере считался символом богини Иштар, а крест был священным символом еще далеко до христианства как единство четырех стихий.

   – Да, отец, я вижу не мне говорить с тобой на эту тему. Кстати, а что у тебя за табак? Такое ощущение, что меня срубает.

   – А-а, нравиться? – обрадовался Степан Кузьмич вопросу. – Моя собственная смесь, сам рецепт придумал, треть табака и две трети ганжубаса. Называется «Косяк – Лайт». А давай споем что-нибудь! Ну типа «This is the end, my beautiful friend, this is the end my only friend the end…»8

   – Извини, Кузьмич, я слов не знаю. Это ты, типа, уже по-английски начал петь. Типа, со вселенной контакт установил.

   – А ты нет?

   – Не-а.

   – Да, действительно, ты же не посвященный, давай тогда что-нибудь наше споем: «Вставай страна огромная. Вставай на смертный бой. С фашистской силой темною.»…

   – Стой! – перебил его Василий. – Эко тебя забрало, давай что-нибудь, народное.

   – Давай народное, – согласился Степан Кузьмич. – Только во имя Юпитера не «Черный ворон».

   – Почему? – удивился Василий, уже собравшийся петь именно это.

   – Вспомни Эдгара Алана По.

   – Ах, да, действительно. Однако кто-то меня хотел с Ленноном познакомить.

   – Чего, в самом деле хочешь?

   – Да.

      Кузьмич поднялся и, прожевав пясть квашеной капусты, произнес:

   – Пошли.

      Но пошли они не во двор, как думал Василий. В прихожей под половицей у Кузьмича была спрятана дверь в погреб. Открыв дверь, хозяин удивительно быстро для человека только что обогатившего свой организм таким количеством спирта шмыгнул вниз. Есть еще порох в пороховницах, подумал Василий, глядя на этот акробатический этюд. Вскоре Кузьмич включил свет и стали видны деревянные ступеньки и так же сам подвал. Спускаясь вниз, наш выпимший герой пару раз споткнулся и, наконец, на копчике съехал на холодную землю подвала. Помещение оказалось намного больше того, что рассчитывал увидеть Вася. Вдоль стен тянулись стеллажи с консервами, бочки, кастрюли, какие-то мешки, лопаты, грабли и прочие хозяйственные утилиты9. Однако на этом подвал не заканчивался. Он сужался в два раза и превращался в коридор, конец которого терялся в темноте.

   – Нам туда, – сказал Кузьмич, поджигая керосинку.

      Василий поднялся на ноги, стряхнул с себя пыль и пошел за хозяином по коридору. Они прошли метров десять и остановились перед стеной, к которой была приставлена стремянка. Повесив керосинку на гвоздь, Кузьмич лихо взлетел по стремянке вверх. Наверху оказался деревянный люк, а за ним какое-то темное помещение. Оказавшись в нем, Кузьмич помог подняться Васе, а сам тут же куда-то спрятался. Василий огляделся по сторонам.

   – Кузьмич, – крикнул он.

   – Тихо, – последовал шепот откуда-то слева, – сядь куда-нибудь и жди. Тут теперь каждый сам за себя. Соблюдай дистанцию! Это здесь правило номер один.

   – А где мы?

   – В пирамиде! – ответил Кузьмич.

      Когда глаза привыкли к темноте, Василий заметил, что сидит в тесном помещении, освещаемом только лунным светом, пробивающемся через дырку в потолке. Стены помещения до половины высоты шли вертикально, а потом диагонально сужались. По середине стояла небольшая каменная тумба, очевидно служившая алтарем или чем-то вроде этого. По совету Кузьмича Василий забился в угол и сел на колени. Внутри пирамиды было очень холодно и зубы стали выделывать такую пляску, что казалось этот стук распугнет всех духов от ближнего до самого дальнего круга миров.

      Уже около получаса продолжалось молчание, и Василий начал было привыкать к холоду и темноте. Ему даже показалось, что стало несколько теплее, а стук зубов вскоре прекратился. Как ни странно, но и в помещении стало светлее. Быть может, это была какая-то зрительная иллюзия, но нашему герою показалось, что над каменной тумбой появилась маленькая сияющая точка, вроде светлячка. Должно быть, это и был светлячок, но светил он слишком ярко, все ярче и ярче по-нарастающей.

   – Кузьмич, – воскликнул Вася, – Ты видишь? Что это?

   – Тссс, – прошептал Кузьмич, – смотри, не спугни.

      Все выглядело будто во сне. В пирамиде становилось все теплее и теплее, пропорционально интенсивности свечения из алтаря. Вскоре точка доросла до настоящего шара ярко желтого света. Внутри шара что-то происходило, какое-то движение: огненные язычки терлись друг об друга, расталкивая друг друга и сливаясь друг с другом. Скоро и это прекратилось, язычки вздрогнули как один, замерли на пару секунд, а потом расступились, открывая взору большую, будто стеклянную сферу. Сфера тоже стала увеличиваться, достигнув около полутора метров в диаметре и почти полностью заполнив внутренность пирамиды. Когда рост сферы закончился, она стала наполняться каким-то серым дымом. И тут среди этого дыма появился ОН….

1 Ганжубас, канабис – наркотики растительного происхождения, конопля и марихуана.

2  Так проходит земная слава. (лат.)

3 «Все что нам надо – это любовь», «Земляничные поля навсегда», «Образ» - песни «Битлз».

4 Эзотерическое понятие. Торсионные поля – часть всеобщего информационного пространства, частью которого являемся мы все.

5Джа – искаженное ямайским диалектом имя Иегова.

6Илюватор – создатель мира в произведениях Дж. Р. Р. Толкиена. В частности «Сильмалирион».

7Иштар – шумерская богиня.

8 «Это конец, мой прекрасный друг. Это конец, мой только друг, конец».

9 Утилиты – (от англ. Utilе - полезный) компьютерный термин, означающий полезные программки.

Глава 5. Откровение.

Иван Иваныч издавна

Носил с собой кусок… газеты

Ему была газета эта

Для просветления дана.

(Народный фольклор «Куплеты Евы»).

      Когда туман полностью рассеялся, сфера исчезла, а на ее месте стоял человек, в джинсах и джинсовой куртке с длинными прямыми черными волосами, с длинным узким носом, на котором помещались круглые, будто блюдца очки.

   – Ты кто? – спросил Василий, явно не понимая, что происходит.

   – Гарри Поттер, – ответил незнакомец.

   – Это Джон, – благоговейно простонал Кузьмич, – Это Джон Леннон. О, Бхагаван1!

   – Да, да, да, – вяло произнес призрак, – My name is John, my surname is Lennon, I’m from Liverpool city2…

   – Вот он всегда так, – обидчиво произнес Кузьмич, – пользуется тем, что некоторые языками не владеют и ответить не могут.

   – Ты мне что обещал? – с укором обратился в его сторону Леннон, – Английский за месяц выучить обещал, по какому-то ускоренному методу, а теперь что?

   – Но я думал через просветление…– оправдывался Кузьмич.

   – Просветление просветлением, но и над собой работать надо. – Джон повернулся к Василию. – А ты чего тут делаешь?

   – Да вот, пришел вопрос один задать, – ответил Вася, толком не понимая, о каком вопросе идет речь.

   – Валяй.

   – Чего у меня в дипломате лежит?

   – А, ты о цилиндре?

      Вася сильно удивился, услышав это. Вопрос вырвался как-то сам собой, непроизвольно. Каким образом Леннон мог узнать о цилиндре, наш герой понять не мог. Хотя ясно, что для великого духа, достигшего нирваны нет неразрешимых задач.

   – Ты знаешь о цилиндре? – спросил Вася.

   – Все знают. И ты тоже о нем все знаешь, – улыбнувшись, ответил Джон.

   – Это как?

   – Очень просто. Дело в том, что каждый человек знает все, что знает его ближний или дальний сородич, или тот, кто жил до него или после него.

   – Это как?

   – Видишь ли существует некий абстрактный банк данных – на вроде хранилища (мы его так и называем) всех знаний человечества, хотя не только человечества, но тут ты не заморачивайся… Этот банк данных вне времени, он собирается в течении веков существования жизни в этой вселенной и единственным вместилищем его является человеческая единица.

   – А как это в человеке столько информации помещается?

   – Да в человеке помимо этого еще куча дерьма всякого вмещается, но давай не будем затрагивать эту тонкую материю. Так вот, все что ты за свою жизнь наделал, надумал, напереживал – все там скапливается. Так что в принципе ты можешь узнать, кто убил Кеннеди или ранил Ленина, потому что люди, которые в этом участвовали, в это общее хранилище так же свои мысли и воспоминания заложили.

   – Погоди. Так это ты типа о коллективно бессознательном мне впариваешь. Про Юнга я в ВУЗе учил.

   – Нет. Юнг, конечно, был во многом прав, но он слишком прагматично к этому делу отнесся. Тут все на мистицизме замешано, а он через науку эту шнягу пытался рулить – но это крайне ошибочная позиция! Юнг полагал, что это самое, как ты говоришь, коллективное бессознательное накапливается в результате эволюции в виде неких абстрактных обобщенных данных – архетипов, и чем дальше человечество живет, тем больше и разнообразнее становится этот набор. В этот была его основная, и я бы даже сказал, фундаментальная ошибка. Во-первых, весь набор уже в нас заложен. Во-вторых, архетипы – это не форма организации информации в хранилище, а только форма передачи данных из хранилища к нам. Внутри все совсем не так, там внутри самый настоящий хаос. В-третьих, само хранилище расположено во второй сущности человека, в его душе, на вроде виртуальной памяти. На физическом уровне его нет. К тому же хранилище у всех одно и тоже, но у каждого оно есть.

   – То есть оно не единое целое.

   – Нет, оно единое целое. Ты вот программист. Давай я тебе это в твоих терминах объясню. Вот существует файл, где содержится некая информация обо всем и обо всех. И вот на свет появляется новый человек, на вроде дискеты. И на эту дискету перебрасывается исходный файл. Если хотя бы один бит информации потерян, то человек, скорее всего, не появится. Это сильно зависит от операционной системы.

   – Что за операционная система? – с подозрением спросил Вася.

   – Ты чего, не врубаешься? Я тут перед кем распинаюсь. Про операционку ничего конкретного не скажешь, ОС, она меняется. Постоянно. Ну там, типа, новые версии появляются что ли. Да еще к тому же «заплатки» постоянно выходят.

   – Что значит «выходят»?

   – Ну ты даун. Я же это метафорически говорю «выходят». На самом деле это зависит от изменений в самом хранилище.

   – Ну это ладно. А почему тогда я не могу информацию из этого хранилища прочитать?

   – Тут играет роль такая вещь, которая называется «сознание». Видишь ли, сознание – это как некий протокол взаимодействия между базой данных и человеком как носителем этой базы, то есть совокупность неких правил передачи информации плюс, определенные средства безопасности. Безопасность здесь важна потому, что человеку очень трудно переварить тот колоссальный объем информации, которая содержится в хранилище. Представь себе, если тебе придется вдруг за одно мгновенье пережить всю ту совокупность страданий и боли, радости и страха, которые были пережиты за всю историю. Этого никто не переживет. Поэтому сознание преграждает путь этому потоку и дает просочиться лишь крупице. Очень редко сознание позволяет касаться той информации, которая не привязана к отдельному человеку. Слышал о дежа вю. Это проекция неких воспоминаний тебе на оперативный простор сознания. Эти воспоминания могут быть твоими или нет, хотя в 99 случаев из 100 они твои. Здесь надо сказать, что вообще правила чтения из хранилища они несколько размыты. Появляются люди, которые постигают часть этих правил. Это либо гении, либо сумасшедшие. Такого рода люди способны проникнуть в хранилище и извлечь оттуда некую информацию. Чаще всего это происходит бесконтрольно, и гарантий получения этой информации нет. Но были личности, и их было совсем мало, которые проникали в хранилище и навязывали ему свои правила.

   – Чего-то я не пойму, ведь если такие чуваки могли знать все обо всех, то будущее их кардинально менялось, так? Значит то, что было заложено о них в хранилище переставало иметь смысл. Ведь скажем, если знает человек, что он умрет в понедельник утром, возвращаясь домой, под колесами грузовика, то должно быть он вообще не выйдет из дому? Так?

   – Точно. При этом меняется и хранилище, которое до этого было неким неизменным целым. При этом оно меняется везде, внутри всех нас.

   – Значит хранилища сообщаются между собой?

   – Да. Мгновенно и только в этом случае, как через копирку. Но таких случаев за всю историю было не много.

   – А что с остальными? Для них получается все предрешено? Нет никакой свободы?

   – В общем да. К счастью, они этого не знают. А в целом, да, для них все предрешено. Ты слышал о теории игр?

   – Ну кое-что читал…

   – Так вот для таких людей жизнь – сыгранная нестохастическая игра. Ходить еще не начали, а результат каждого хода уже известен.

   – Но ведь кто-то, как ты сказал, преодолевает барьер.

   – Да, есть и такие.

   – То есть…Да.. Я понял... Типа гилики, психики и гностики, да?

   – Да, что-то вроде этого.

   – Получается, что и хранилище находится в некоем развитие? Значит есть некая свобода?

   – Свобода есть. Эта свобода в принципе зависит от каждого из нас, от того, насколько мы сможем постичь логику хранилища.

   – То есть, то есть…. Постой. Ты говоришь, что дар постигать эту логику дан не только психикам и гностикам, то есть он не врожденный?

   – Конечно. Любой может записаться в первые или даже во вторые, если будет над собой работать. Например, английский учить, – Леннон сурово поглядел на Кузьмича. – Видишь ли хранилище – это как некий расчет, в котором не учтена вероятностная погрешность. Стоит только кому-то вырваться за пределы предопределенности – срабатывает погрешность, и это уже совсем другой расчет.

   – А как надо над собой работать, чтобы гностиком стать?

   – Вопрос хороший. Если б я знал. Тут, видишь ли, двух случаев быть не может. Но совет я тебе один дам: никого не слушай, делай все по-своему. Это самый верный метод. Если получиться – хорошо, не получиться – тоже хорошо, не узнаешь ничего, чего и знать-то не следует. Например, то, как Сорокин «Голубое сало» придумывал. Фу, мерзость!

   – Ну, ладно, положим это ясно. А как на счет цилиндра.

   – Слушай. Я тебе все уже рассказал. Основные законы ты знаешь – делай выводы! Ладно, надоели вы мне! Я вам лучше песню спою, – возле его рук появились клавиши фортепьяно, и пальцы призрака Джона Леннона заиграли знакомую мелодию песни «Imagine».

      Василий был поражен. Он многое узнал, и, что самое главное, он услышал свою любимую песню в исполнении автора, чего не удавалось многим, и многим не удастся никогда. Мелодия звучала в голове, а звуки слов слетали с губ и хотелось подпевать, и возникло то, уже забытое, почти детское чувство, когда при знакомстве с чем-то возвышенным: хорошей книгой или гениальной мелодией, хочется тут же броситься что-то сочинять или начать учиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Стало тепло и хорошо, и Василий уже сам не заметил, как погрузился в сон, в котором попеременно мелькали то Леннон и Еко Оно, то Кузьмич, сидящий на облаке в позе лотоса, то кусок чего-то коричневого, колбасоподобного, окруженного роем мух.

      Когда Василий проснулся, было так же холодно как в начале. Он лежал, прижавшись спиной к кирпичной стене пирамиды. В голове был туман и какое-то странное гудение. Лунный свет стал ярче, и внутренность помещения легко просматривалась. В противоположенном углу сияли две точки – глаза Кузьмича. Глаза были будто волчьи – круглые зеленые огоньки. Они смотрели прямо на Василия, не мигая и не отворачиваясь. От этого взгляда у нашего героя мурашки пошли по спине, и он еле сумел выговорить:

   – Кузьмич, ты что? – в ответ последовало все тоже молчание, – Что это было, Кузьмич? – продолжил Вася. Прошло минуты две и Василий уже было подумал, а не помер ли его гуру, как вдруг ни с того ни с сего Кузьмич подпрыгнул на ноги и приятным баритоном запел:

            There's nothing you can do that can't be done.

            Nothing you can sing that can't be sung.

            Nothing you can say but you can learn how to play the game.

            It's easy.

            Nothing you can make, that can't be made.

            No one you can save, that can't be saved.

            Nothing you can do but you can learn how to be you in time.

            It's easy.

            All you need is love.

            All you need is love.

            All you need is love, love.

            Love is all you need.3

      А потом принялся плясать цыганочку, да чечетку отбивать, да в присядку, да с выходом. А когда петь закончил, закричал:

   – It works, it works. I speak English. The brightening is rulezzz!!!!4

   – Кузьмич, тебе чего так вставило, да? – жалостливо спросил Вася.

   – What did you say?5 – продолжал баловаться Кузьмич.

   – С тобой, мил человек, по-русски говорят, а ты что? – наш герой, согревшись столь плодотворной беседой, начал сильно раздражаться.

   – I don’t understand you, guy. Speak English, not this language.6

   – У-у-у. Да тебе, я вижу, сильно дало. – Василий начинал понимать, что случилось. Вероятно, Кузьмич достиг таки просветления и смог овладеть английским языком. Однако, видимо, произошел какой-то сбой, и теперь он по-английски-то разговаривал свободно, а по-русски не понимал ни бельмеса. Наш герой стал раскапывать на задворках своей памяти корявый технический английский, коему его обучали в институте, но так до конца и не привили ни правильного произношения, ни четкой грамматики. Да и на языке Пушкина и Достоевского тамошние профессора говорили так, что складывалось впечатление, что язык этот им не родной. Так что Василий Диккенса в оригинале не читал и Байрона наизусть не заучивал, единственное что он мог себе позволить за всю свою недолгую историю, это перевод адаптированного отрывка из «Трое в лодке, не считая собаки» Дж. К. Джерома, да что-то там из Конан Дойла.

   – Ok, – произнес Василий, и это предало ему уверенности. – Ду ю ноу, ху ай ем?7 А, Кузьмич!

   – Of course, I do.8 – ответил Кузьмич, почему-то закатив глаза.

   – Куд ю спик рашан виф ми?9

   – Russian. Yes, I can. Эээ. Уууу. Дррррр, пррр. Mother fucker. O my poor old balls! I’ve forgotten my native language, the language of Pushkin and Dostoevsky! Shit!10 – на глазах у Кузьмича выступили слезы.

   – Выскажись, Кузьмич, не держи в себе! – понимал его горе Вася.

   – How, how would I live here in my country without speech and understanding. O! Fuck, fuck me!11 Blyat’, tvou to mat’. Vot huynay.12

   – Продолжай, родной, не останавливайся! – поддакивал наш герой.

   – Елки зеленые. Как теперь жить-то, а? – вдруг он остановился, задумался и вскрикнул:

   – Говорю. Говорю. По-нашенски говорю! Ух, твою мать….

      Через петь минут, когда они уже вылезли из пирамиды и вернулись к столу, Кузьмич разлил по стопке самогона и произнес тост, который Василий не забывал никогда:

   – За великий и могучий! – и они выпили.

1 Это слово четко определить даже мне трудно.

2 Мое имя Джон, фамилия Леннон, я из Ливерпуля. (англ.)

3 «Нет ничего, что ты можешь сделать из того, что не может быть сделано,

          Ты не сможешь спеть то, что не может быть спето.

          Ничего ты не можешь сказать, но ты можешь узнать, как играть в игру.

         Это просто.

        Ты ничего не сможешь построить, что не может быть построено.

         Ни что ты не сохранишь, что не может быть сохранено.

        Ты не чего не сможешь сделать, но ты можешь узнать, как тебе быть во времени.

        Это просто.

       Все, что тебе нужно – это любовь.

       Все, что тебе нужно – это любовь.

       Все, что тебе нужно – это любовь, любовь.

Любовь – это все, в чем ты нуждаешься.»

4 Это работает. Это работает. Я говорю на английском. Просветление – это круто.

5 Что ты сказал?

6 Я не понимаю тебя, парень. Говори по-английски, не на этом языке.

7 Ты знаешь кто я?

8 Конечно знаю.

9 Можешь ты говорить со мной по-русски?

10 Русский. Да могу. … Ебена мать. О мои бедные старые яйца! Я забыл свой родной язык, язык Пушкина и Достоевского. Дерьмо!

11 Как, как я буду жить в моей стране без речи и понимания? О, ебать, ебать меня.

12 Это по-русски, но написано английскими буквами.

Глава 6. Еще немного action’а.

«Я увидел глаза, я прикоснулся к лицу

Я почувствовал руки и навстречу теплу

Мои губы опускаются все ниже и ниже

Я ищу те ворота, откуда я вышел»

(Nautilus Pompilius “Ворота, откуда я вышел”)

      Времени на часах было около трех ночи, и Кузьмич, постелив Василию на лавке возле печки, завалился спать. Расположившись поудобней, Василий попытался восстановить в голове все, что услышал от Джона, но так и не смог – слишком много было выпито и многое сказано. В конце концов, он плюнул на это дело и уснул, пообещав себе подумать об этом завтра на трезвую голову.

      Однако выспаться Василию не дали. Часов в восемь утра его растолкал Кузьмич, и только наш герой хотел сказать что-то нелицеприятное по этому поводу, как он тут же закрыл ему рот ладонью. Василий решил, что это еще один мучительный эпизод его похмельного сна. Корчась от жуткого сушняка, он только и смог, что издать некий звук, похожий на стон или скорее на мычание. Когда гость успокоился, Кузьмич убрал ладонь и приложил палец к губам, показывая, что бы Вася молчал. Одновременно с этим он протянул ему открытую бутылку пива. Василий взял бутылку и осушил ее в два глотка, после чего шепотом поинтересовался у хозяина, в чем причина скрытности.

   – Тихо, – ответил Кузьмич и сгреб его с лавки. – Какие-то машины приехали. Люди в камуфляже по деревне шастают. Должно быть за тобой. Держи свой чемодан и давай за мной, пока они сюда не вломились.

      В эту секунду в дверь постучали.

   – Быстрее, fuck them all1. В погреб.

      Василий не заставил его повторять, он быстро оделся, метнулся в прихожую, а затем прыгнул в погреб. В дверь стали стучать настойчивей. Кузьмич подпер дверь стулом и прыгнул следом за Васей. При этом он сумел накинуть на открытую крышку погреба половичок и аккуратно закрыть ее за собой.

   – Так они не сразу нас найдут, – пояснил он Василию. – Давай за мной.

      Спустившись вниз, Кузьмич запалил огарок свечки и пошел с ним в дальний конец погреба. Там он разбросал в стороны несколько сваленных в углу мешков картошки, за которыми оказался деревянный поддон, приставленный к стене. Когда Кузьмич отодвинул поддон в сторону, перед Василием открылся еще один прорытый в земле ход, более узкий, чем путь ведущий в пирамиду, но достаточный, чтобы человек мог ползком по нему пробраться. Лаз уходил в неизвестность.

   – Держи свечку, – сказал Кузьмич. – Я с тобой не пойду. Схоронюсь в пирамиде. Если найдут, скажу, что медитировал. А тебе уходить надо. Есть у меня подозрение, что эти не просветляться приехали. Ход ведет из деревни. Выход находится на холме у реки. Как вылезешь, иди к реке и беги вниз по течению до железной дороги, потом налево, через десять километров доберешься до Гатчины. Все, пока! Заходи, если выберешься.

      Так как лаз был низким, Василию пришлось встать на четвереньки, что бы в него протиснуться. Ползти таким образом, со свечкой в одной руке и дипломатом в другой было трудно, и поэтому свечку он практически сразу опрокинул, и она потухла, потерявшись где-то в земле. Пришлось ползти в темноте, ударяясь головой о неровности потолка и царапаясь ногами о камни. Вскоре позади послышались голоса. Стало ясно, что подвал обнаружен. Необходимо было торопиться. «Наверное, хреново запаяли!», думал Василий, ползая по туннелю и в мыслях уже практически ассоциируя себя с червем. Причина обнаружения цилиндра являлась загадкой. Кто мог знать о том, что Василий ночует у Кузьмича? – Только сам Кузьмич, но он вне подозрений. Должно быть цилиндр сумели засечь по последнему сигналу, который исходил как раз из сарая Кузьмича. Но все равно – они были так далеко от Питера…. Загадки, загадки…

      Однако полз наш герой уже довольно долго. Силы начали его покидать и усталость росла с каждым новым движением. Вокруг себя он ничего не видел, он ободрал руки и отбил ноги, но страх гнал его вперед и он упорно извивался всем телом, чтобы преодолеть еще несколько метров. Неожиданно Василий ударился головой обо что-то твердое. От удара посыпались искры из глаз, а боль заставила издать сдавленный стон. Вася протянул вперед правую руку, что бы пощупать, что за препятствие попалось ему на пути. Рука уперлась во что-то твердое. Василий пошарил вокруг пытаясь найти дорогу, но везде была земля. «Неужели обвалился потолок. Или я пропустил какую-нибудь развилку?» – начал беспокоиться Василий. Пораздумав с минуту, наш незадачливый диггер принялся скапывать землю с потолка, решив, что он находится не так уж глубоко. Однако, вместо земли он оторвал с потолка полоску картона. «Что за…?» – удивился Василий и надавил на потолок рукой. Тот немного приподнялся, но лишь чуть-чуть. Тогда Василий перевернулся на спину и надавил на крышу ногами. В результате приложения огромных усилий она поддалась, и Василий с удивлением увидел, что крышка эта ни что иное, как крышка люка, обклеенного снизу картоном, на которую какой-то маньяк взгромоздил здоровую березовую ветвь. С большим трудом, матерясь в адрес этого горе-конструктора, имя которого было известно, Василий сдвинул крышку в сторону и протиснулся на поверхность.

      Оглядевшись, он понял, что попал куда-то не туда. Это было совершенно очевидно, так как вокруг был не холм да река, которые наш герой ожидал увидеть, а кладбище – старое деревенское кладбище, заросшее бурьяном и папоротником. Где находилась деревня Василий не знал, так как густой утренний туман окутал обитель мертвых, и видимость была не больше двух метров. В какой стороне располагается река, он так же не имел представления. Оставалось только одно – идти в произвольном направлении, ведь, сколько б он не полз, больше двух сотен метров под землей он преодолеть бы не смог, следовательно, так или иначе метров через сто должен был быть выход. Если оного не окажется, придется развернуться на сто восемьдесят градусов и искать счастье в противоположенном направлении. Так Василий и сделал. Он отряхнул свою потрепанную передрягами последних дней спецовку и двинулся прямо, огибая могилы с покосившимися крестами да деревья. Кладбище располагалась в низине, и обильные дожди, орошающие и до того не слишком сухую почву, превратили его в настоящее болото. Раннее утро, туман, древние могилы, вязнущие в грязи сапоги – все это было бы отличной декорацией для съемок какого-нибудь второразрядного фильма ужасов, которыми почему-то не балует отечественная киноиндустрия. И это все притом, что ужасами, да кошмарами родная земля была богата всегда. Так что сюжет и обстановку найти можно, только вот найдут ли наигранный страх, да натянутый саспенс дорогу к сердцам отечественных зрителей, и без того напуганных до смерти финансовыми аналитиками, да ведущими криминальных хроник?

      Пройдя шагов двадцать и не обнаружив в лесу никакого просвета, Василий остановился. Его остановила одна маленькая неприятность – правая нога завязла в грязи и когда обладатель сей конечности попытался ее извлечь, она выскочила из сапога, похоронив его тем самым в темной пузырящейся жиже. Без обуви Василию идти было совсем не в кайф, и он присел, чтобы отловить рукой это произведение советской резиновой промышленности. Однако одним сапогом дело не закончилось. В момент приседания, из кармана вывалился и, издав смачный хлюп, погрузился в грязь Инокентьевский дорогой мобильник. «Да и черт с ним» - подумал Василий и начал искать сапог. После пары минут лова рука нащупала знакомые формы и извлекла на свет божий, мокрый и грязный кусок резины. Когда Вася очищал сапог и выливал из него грязь, он неожиданно обратил внимание на одну из могил, находящуюся неподалеку, а именно на небольшую выцветшую фотографию, висящую на кресте. Физиономия, изображенная на фото показалась Василию до боли знакомой. Подозрения полностью оправдались, когда, нагнувшись над крестом, Василий прочитал на табличке под фотографией следующее:

            «Митрохин Степан Кузьмич, 20 июня 1928 – 13 декабря 1983 г.г.»

      Волосы на голове у Василия как-то странно зашевелились. То же самое, должно быть, происходило на спине и еще кое-где. В голове как-то сразу все смешалось. Мысли не связывались и не складывали ни в вопрос, ни в удивленное восклицание. Зато все они как-то странно превратились в огромный по силе страх, такой страх, который испытываешь в детстве, когда остаешься в темноте и натыкаешься на что-то непонятное, что пугает этой своей непонятностью. И с глазами на лбу, ничего не замечая перед собой, Вася бросился бежать наутек. Бежал он так, как не бегал никогда: ни в свои юные годы на уроках физкультуры, ни позже от призывной комиссии, ни в вузе от проректора, которому он наставил рога с его женой-нимфоманкой. Совершенно неожиданно, пробежав сломя голову около минуты, наш испуганный герой выскочил из леса, и, споткнувшись, упал в густые кусты, оцарапав ветвями лицо. Выбравшись из кустов, Василий увидел, что находится на берегу речки, недалеко от небольшого холма, который речка эта и огибает. «Вот где я должен был вылезти, подумал Вася, зло ухмыляясь, если еще раз встречу Кузьмича – убью!» Но тут он вспомнил про кладбищенское приключения и, потупившись, побрел к воде.

      Далее без историй Василий добрался до железной дороги и по ней двинулся в сторону Гатчины, как ему и было сказано. Достигнув города, он добрел до первой попавшейся платформы со странным названием «Татьянино» и сел на первую электричку в город. «Все, думал про себя наш уставший герой, сидя у окна и поглядывая на мелькающие за окном просторы, как только доберусь до Питера, сразу сдам этот хлам (цилиндр) археологам или Иосику навяжу. Меня это реально заколебало. Второй день черт знает где шатаюсь, под смертью хожу и спрашивается для чего! Что у меня неприятностей мало! Что мне больше всех надо! И пошли они все эти хранители, эфэсбэшники и прочая шабла на три народные буквы!». С этими мыслями он и уснул и проснулся только на Балтийском вокзале. Его разбудила соседка – старенькая бабуся, с огромным рюкзаком за плечами. Она промямлила что-то, из чего наш герой смог разобрать только слово «сынок», и ушла. Василий поднялся с явной неохотой. Первой его мыслью была мысль о том, что как только он доберется до стройки, то сразу ляжет спать и проспит весь день.

      Однако на стройку ехать было опасно, учитывая случившийся днем ранее инцидент. Там его могли ждать агенты ФСБ или те же хранители. Встречаться ни с теми, ни с другими Васе не хотелось. Поэтому он решил пробраться на стройку тайно, забрать оттуда деньги, документы, да и переодеться не мешало, и по быстрому слинять, оставив счастливым землекопам древний цилиндрический артефакт. Денег за время работы было накоплено немного, но ведь был же еще дипломат, содержимое которого всегда можно толкнуть за кругленькую сумму местным барыгам, и пара пачек Иннокентьевских полтосов.

      Ближе к вечеру, пообедав в одном из многочисленных кафе на Васильевском острове и подремав на скамейке в сквере на Большом проспекте, Вася пошел к Петропавловке. Стройка все еще была на месте. Однако теперь там трудились археологи – это стало заметно на почтительном расстоянии от крепости по бликам от их ботанических очков. Что касается рабочих, то их видно не было. Вагончики стояли, но свет в них не горел. Скорее всего, дружные землекопы пошли отмечать давно ожидаемый перерыв в работе. Быстро и незаметно, как ниндзя из давно просмотренного американского фильма, Василий минул ограждения, пробрался к своему вагончику и проник внутрь. Внутри было темно, и он включил свет для того, чтобы оглядеться. Найдя нетронутыми свои вещи, Вася затолкал их в дипломат и хотел уже, выложив цилиндр, тихо исчезнуть, как тут за его спиной раздался гнусавый голос:

   – Черт тебя подери. Васек! – воскликнул Иосик. – Я думал тебя грохнули, как тех двоих.

   – Каких двоих? – произнес Василий, оборачиваясь. Появление Иосика сильно его напугало.

   – Да ладно тебе. Все видели, как ты с раввином от мафии смывался. Кстати, признавайся, что ты им сделал?

   – Это как раз раввин и сделал, я тут не при чем, – попытался замять разговор Василий. – Теперь и меня пасут. Я на минутку забежал за вещами.

   – Может меня в долю возьмешь? Я не подведу, – не унимался Иосик.

   – Да говорю же. Я тут не причем. Извини, мне действительно бежать надо.

      Отмазавшись от Иосика, Василий вышел наружу и стал покидать стройку, обходя стороной кучи с песком, спасшие ему однажды жизнь. Иосик за ним не пошел, остался в вагончике. «Одним придурком в жизни стало меньше! Только жаль, что я забыл втюхать ему цилиндр, думал Василий». Добравшись мелким переходящим в бег шагом до парка, между Кронверкской набережной и станцией метро «Горьковская», Василий остановился и спокойно вздохнул. Он не мог видеть, как через пару минут какой-то человек появилась на стройке. Человек влез в тот вагончик, откуда только что вылез Вася и вскоре покинул его, направившись вслед за нашим ничего не подозревающим героем. А тот, оглядываясь по сторонам, медленно, наслаждаясь парком, двигался к проспекту. Погода была замечательная, дул легкий ветер, а из близлежащих кофеен пахло ароматным кофе и свежей выпечкой, и Василий не преминул посетить одну из них. Отведав горячую мясную кулебяку с куриным бульоном, он вышел на улицу и снова побрел в парк. Иди ему все равно было некуда, да и собраться с мыслями было бы не плохо. Главной проблемой была ночевка. Ночи в это время года в Петербурге стояли теплые и первую из них можно было скоротать на скамейке, чай не впервой такой комфорт, а дальше – будет видно. Что касается цилиндра, то о нем Василий просто на время позабыл.

      Но тут, когда наш герой уже хотел устроиться на ночлег на первой же приглянувшейся пустой скамейке, кто-то сзади заломил ему руку. Тут же вторая рука зажала ему рот.

   – Попытаешься кричать или вырываться, порву, – произнес сзади грубый басистый голос.

      От этого голоса сердце у Василия упало ниже пояса. Он его узнал. Это был голос правой руки главы мафии города N Ивана–Крестителя. Его Василий не мог спутать не с чем, хотя и слышал его пару раз в жизни. Иван произнес:

   – Сейчас мы пойдем и мирно поговорим. Не вздумай бегать, у меня есть инструкции тебя не убивать, но нет инструкций не калечить.

      Креститель отпустил обалдевшего Василия, отобрал у него дипломат и подтолкнул в сторону проспекта. Они двинулись. Но, видимо, Иван Креститель был не единственным кто ждал возвращения Василия, так как в этот момент из-за темных кустов появилась фигура в черном и стала медленно приближаться к ним со спины.

      Шагах в десяти до цели незнакомец вдруг резко сорвался с места и, подбежав к Ивану, попытался выдернуть у того из рук дипломат. Именно попытался, потому что Иван, который всегда себе думал, что он не фраер и на всякой ботве не разводится, с блеском это подтвердил. Креститель резко повернулся боком и, схватив руками нападавшего за запястье и локоть, крутанул того через плечо. Незнакомец, однако, тоже был не лох и быстро вернулся в положение стоя, попутно выхватив из кармана нож. Иван отбросил дипломат в сторону и, крикнув Василию: «Прикрывай сзади», – тоже выхватил нож.

      Василий не заставил себя упрашивать, так как вскоре из-за кустов, действительно, появились еще трое. Наш, как оказалось, отважный герой схватил первое, что попалось ему под руку, а именно электрошокер из дипломата Иннокентия Львовича, и приготовился защищаться, ибо на побег рассчитывать не приходилось – их попросту окружили. Впрочем, остальные нападавшие не торопились ввязываться в драку, разрешая своему представителю разобраться самому. Зато они успешно нейтрализовали двух милиционеров, прибежавших откуда ни возьмись на крики и шум драки. Оба представителя закона вскоре валялись друг на друге оглушенные кастетом. «Эфэсбэшники» - подумал Василий. Это было вполне очевидно, ведь агенты один раз его уже находили. Теперь же они попросту проследили его от стройки до парка. Что касается Ивана, то, как он сумел найти его в большом пятимиллионном городе, было непонятно.

      В это время мужик в куртке и убийца-специалист Иван Креститель кружились на месте, иногда делая выпады ножами в направлении друг друга или уклоняясь в разные стороны от очередного удара своего оппонента. Наконец Иван сделал очередной ложный выпад и одновременно ударил противника ногой по руке, выбив ему нож. Но эфэсбэшник тоже оказался непрост и, потеряв оружие, не растерялся и пнул Крестителя по другой ноге. Тот припал на ушибленную конечность, и этого времени незнакомцу хватило, чтобы перехватить руку Ивана, сжимающую оружие. Что бы нож ни достался врагу, Креститель разжал кисть и тут же ударил противника в живот, завалив его на землю. Наблюдать за ними было бы довольно весело, если бы не та ситуация, при которой победа любой из сторон оборачивалась поражением Василия. Но все же наш герой решил, что если эти четверо замочат Ивана, то он, скорее всего, окажется с ними один против четверых, а если Иван замочит их побольше, то и расклад другой будет, тогда и шанс убежать, быть может, появится. Надо только бросить цилиндр, да дать деру, зачем он им без цилиндра нужен.

      Быстро, как только смог, Василий схватил валявшийся на земле нож и прежде, чем остальные агенты это заметили, воткнул его в ногу врага. Человек в черной куртке заорал и оттолкнулся от Ивана. Но тот быстро все понял и, выдернув нож из ноги, вколотил его в горло эфэсбэшника, а затем, снова вырвав оружие, полоснул им крест-накрест по лбу захлебывающегося в собственной крови противника.

   – Покойся с миром, – произнес Креститель и тут же с разворота ударил ногой в грудь первого представителя подоспевшего подкрепления. – Давай, Василий, беги, подгони машину, пока я ими занимаюсь. Не бойся я хранитель.

      Василий решил, что последняя фраза ему послышалась. Иван Креститель второй человек после Кирина, маньяк, фанатик, садист и вдруг хранитель – в это было трудно поверить. Однако никто не утверждал, что хранители – это что-то вроде клуба поклонников матери Терезы. Так что тут же приняв сторону Ивана, Василий решился ему помочь. Так и не сообразив о какой машине идет речь, он сплюнул сгоряча и бросился с электрошокером в гущу драки. Подлетев к куче, из которой периодически махали руки и ноги, он попытался огреть ближайшего к нему противника электрошокером, но взамен получил хороший удар в челюсть и рухнул без сознания.

1 Ебать их всех! (англ.)

Глава 7. Прими как есть – ибо понять не дано.

«Тебя мне словно Бог послал. А сегодня я понял вот что:

если Божье благословение не принять, оно превращается в проклятье.

Я ничего больше от жизни не хочу, а ты меня

заставляешь открывать в ней неведомые дали.

 Я гляжу на них, сознаю свои неслыханные возможности и чувствую себя хуже, чем

раньше. Ибо теперь я знаю, что могу обрести все, а мне это не нужно».

(Пауло Коэльо «Алхимик»)

      Очнулся он в какой-то машине на заднем сиденье. Полнота ощущений, столь характерных для нормальной жизнедеятельности, возвращалось к Василию медленно, по частям. Первым вернулся слух. В ушах прекратился звон и послышался звук радио. Диктор читал последние новости:

      «Вчера в Санкт-Петербург с двухдневным визитом прибыл президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин. Основная цель его приезда в родной город – осмотр объектов, находящихся в реконструкции к юбилею Северной столицы. В планы главы государства входит посещение недавно открывшегося Ладожского вокзала, а так же будущей морской резиденции президента – Константиновского дворца...».

      Вслед за этим вернулось обоняние и вкус. Вкус крови на зубах и спертый запах салона автомобиля, разбавленного дешевым ароматизатором. Медленно из расплывчатых пятен сформировалось картинка. И лишь после этого вернулась способность осознавать происходящее. Вместе с этим возникло чувство боли. Голова раскалывалась до тошноты, к левой части лица невозможно было прикоснуться, а при попытке опустить челюсть возникала сильная боль. Он полусидел-полулежал на заднем сидении легкового автомобиля, судя по салону импортного. За тонированными стелами невозможно было различить времени суток. Можно было только гадать, как долго он провел без сознания. Рядом лежал его дипломат, раскрытый и грязный, со следами крови и глины. Из колонок с четырех сторон доносились звуки радио:

      «Теперь криминальная хроника. Вчера во второй половине дня в парке между Кронверкской набережной и Каменноостровским проспектом было совершено убийство. Утром работниками парка было найдено шесть трупов, спрятанных в кустах. Двое из них оказались работниками милиции, они скончались от травм головы. Еще четверо – чьи личности пока не установлены – умерли от ножевых ранений. По предположению правоохранительных органов в парке, вероятно, произошла «разборка» каких-то бандитских группировок. Погибшие милиционеры, скорее всего, оказались случайными свидетелями…..»

   – А, очнулся, – раздался голос с сиденья водителя. Это был Иван Креститель. – Не хило тебе досталось. Ты свою рожу в зеркале-то видел?

      Василий с трудом приподнялся. При этом головная боль только усилилась. Он попытался отыскать глазами зеркало заднего вида, чтобы узнать, что имел в виду Иван. Когда он увидел свое отражение, то не поверил глазам. Вся левая часть лица превратилась в огромный синяк, нос был разбит, губы распухли и на них запеклись сгустки крови.

   – Блять! – произнес Вася и снова рухнул на заднее сидение.

   – Ничего, отвезу тебя на базу, там подлечим, – успокаивал его Креститель. Сам он тоже выглядел не блестяще. Лоб был залеплен пластырем, правая ладонь перевязана грязным бинтом. При этом под левым глазом красовался здоровый фингал.

   – Куда мы едем? – с трудом выдавил Вася.

   – На базу в Рамбов, – ответил Иван. - Там тебя ждет Рафат.

      Далее в разговоре возникла пауза, во время которой, набравшийся сил Василий снова приподнялся и попытался посмотреть, где они находятся. За окном мелькали парки и дворцы, какие-то дома, деревья… Так как наш герой местности не знал, вся эта панорама ничего ему не объяснила.

      По радио в этот момент закончились новости, и заиграл, так нелюбимый Василием, русский шансон:

      «А я ушаночку поглубже натяну,

      И в свое прошлое с тоскою загляну,

      Слезу смахну.

      Тайком тихонечко вздохну».

   – Держи вот, таблетки от боли, – сказал Креститель, протягивая ему пластиковый тюбик – они сильные, должны помочь.

      Вася проглотил сразу несколько таблеток и, как ему показалось, боль тут же спала.

   – Так ты значит хранитель? – сказал он после того, как почувствовал, что может говорить.

   – Да, я хранитель, – лаконично изрек Креститель.

   – Как ты меня нашел?… Хотя это понятно… Нет, не то... Как ты можешь быть хранителем, ты же из одного со мной города.

   – А что, по-твоему, хранители – это сугубо Питерское явление? Не писювай. Теперь все нормально. Когда ты из N исчез, там все на уши повставали. Но потом тебя обнаружили здесь. Местное отделение выяснило, откуда ты приехал, и связались с нами. Велико же было удивление, когда мы узнали, что это наш старый знакомый, которого пол города желало увидеть, как минимум по частям.   Ну, меня и отправили тебя искать. Опасность была еще и в том, что тебя первыми найдут агенты, – Так уж вышло, что Иннокентий Львович оказался более расторопен.

   – А эти четверо в парке, кто они?

   – Это агенты. Они, как и я следили за стройкой, ожидая, что ты рано или поздно там появишься. С ними, надо сказать, было нелегко справиться. Их подготовка явно улучшилась за последнее время.

   – Но как они меня нашли в деревне под Гатчиной? – и Василий рассказал все, что с ним приключилось днем ранее: про инцидент на стройке, про гибель Иннокентия Львовича, про Кузьмича, про агентов и про подземный ход. Но про пирамиду и кладбище он рассказывать не стал, решив, что это может вызвать вопросы по поводу его психического состояния.

   – Должно быть, в деревне меня засекли по последнему сигналу, так? – сделал предположение Василий, закончив рассказ.

   – Что ж, – сказал на это Иван, – скорее всего это не так. Если, как ты говоришь, цилиндр действительно находился все время в кожухе, да еще и в дипломате, то сигнал они вряд ли могли запеленговать, тем более что Гатчина и прилежащие территории находятся в сфере влияния нашей организации и, насколько мне известно, в этом районе у агентов радаров нет. Скорее всего, тебя кто-то сдал. Возможно сам Кузьмич или кто-то другой, кто вас видел вместе.

      Василию это объяснение показалось неубедительным, и он решился рассказать про странную могилу.

   – Видите ли, – начал он, – когда я вылез на кладбище, то там… Только не думайте, что я псих, это не так, я все видел достаточно отчетливо. Там на кладбище была могила, эээ, Кузьмича. Ну, того самого, у которого я остановился. Это точно, там и фотография была….

      Как не странно Креститель отреагировал на это совершенно спокойно, как санитар в психиатрической лечебнице.

   – Не бери в голову. По крайней мере пока. Видишь ли, ты еще не все знаешь о темной стороне нашего бытия. Об этих вещах я тебе все равно ничего не смогу рассказать. Погоди немного и ты все узнаешь.

      Они ехали еще минут десять и, наконец, свернули с основной магистрали на узкую, но при этом удивительно чистую и сухую лесную дорогу. Проехав по ней еще минут пять они подкатили к какому-то старому особняку, одному из тем многочисленных загородных резиденций дореволюционной знати, которыми так богаты пригороды Петербурга. Как и большинство из подобных им, дворец был в плачевном состоянии. Штукатурка и лепнина с его стен давно осыпалась, фундамент потрескался и оброс мхом, окна стояли без стекол, рамы были все перекошены, а кое-где и вырваны, крыша у дворца сохранилась только наполовину, всюду валялись осколки штукатурки и кирпича. Окружал эти «графские развалины» заросший лопухом яблоневый сад, который в это время года был усыпан тысячами маленьких белых цветочков, от чего вид усадьбы не казался столь плачевным.

   – Пошли, – сказал Иван, вылезая из машины.

      Вася открыл дверцу и, прихватив дипломат, вытолкал свое тело вон из душного салона. Свежий воздух придал ему сил. Постояв минуту и покурив, Иван повел его к особняку. Открыв скрипучую, потрескавшуюся парадную дверь он вошел внутрь и пригласил туда Василия. За дверью оказалось помещение, служившее когда-то холлом. Можно было только догадываться, как выглядел этот зал когда-то давно, много лет назад, когда пол был устлан коврами, на стенах красовались картины, а под потолком сияли хрустальные люстры. Если хорошенько напрячься и представить себе все это великолепие, то возможно было даже услышать приятную легкую музыку, столь популярную в модных салонах начала века. Однако музыка действительно была. Откуда она исходила было неясно, но это была явно не игра распоясавшегося от ударов по голове воображения.

      Тем временем Иван подошел к небольшой металлической двери, расположенной под главной лестницей. Эта дверь среди общего разгрома выглядела несколько странно – что можно было прятать за ней? Но оказалось, что она к тому же заперта. Хранитель легко открыл ее извлеченным из куртки ключом – но это был еще не весь сюрприз. Далее оказалась другая дверь, но выглядела она уже более впечатляюще. Она тоже была металлическая и, видимо, закрывалась на электронный замок, оснащенный кодом, детектором отпечатков пальцев и разъемом для магнитной карты. И вся эта техника, стоимостью в несколько десятков тысяч долларов, располагалось в таком убогом захолустье как это! «Однако хранители не побираются» – подумал Вася, разглядывая очередное препятствие. Тем временем Креститель достал карту, засунул ее в разъем, потом ввел код и приложил большой палец к сканеру. Дверь произвела гудящий звук и открылась. «Сколько секретности», подумал наш герой, послушно следуя за провожатым.

      За дверью была винтовая лестница, уходящая под землю. Спускаться по ней было трудно из-за постоянного головокружения и вновь подступающей тошноты. Для верности Вася проглотил еще пару таблеток обезболивающего. Внизу оказалось просторное помещение, вернее даже зал, где-то десять на десять метров. По периметру зала располагались столы с различной техникой, за которыми сидели операторы и производили с этой техникой какие-то таинственные манипуляции. В одном конце зала были две закрытые двери, от одной из которых исходил звук мелодии, услышанной наверху. Иван попросил Василия подождать, а сам скрылся за это дверью. Не успел Вася изучить помещение, как Креститель вернулся.

   – Следуй за мной, – произнес он и повел нашего героя туда, откуда только что вышел сам.

      Смежное помещение оказалось намного меньше предыдущего. Выглядело оно как кабинет какого-то большого начальника. В дальнем конце кабинета стоял большой дубовый стол, какие были модны во времена правления Сталина. К нему был приставлен другой стол подлиннее, но не столь внушительный. Таким образом оба стола стояли буквой «Т». В другом конце помещения была дверь, из которой через несколько минут ожидания вышел человек, небольшого роста в черном костюме.

   – Это Рафат, – пояснил Иван.

      Так вот он какой, этот Рафат! Вася представлял его себе совершенно другим, эдаким горячим высоким джигитом, настоящим кавказским Рэмбо (ну что поделаешь со стереотипами?). В действительности это был человек низкого роста с редеющими светлыми волосами, зачесанными назад. У него был в меру длинный узкий, чуть вздернутый нос и пронзительный изучающий взгляд. Нижнюю часть лица закрывали черные усы и борода, явно накладные. Должно быть, предводитель хранителей не хотел полностью открывать свое лицо непроверенному человеку. Однако все равно его физиономия показалась Василию знакомой. Где он ее видел, наш герой сказать не мог, но, если бы не было усов, да бороды, то, возможно, вспомнить было бы проще.

      Тем временем Рафат уверенной походкой «вразвалочку» пересек кабинет и остановился перед Василием. Побитый вид нашего героя его ничуть не смутил.

   – Добрый день, – быстро выговорил он, сложив руки на причинном месте. – Неважно выглядите, дала-арта-хуэналь.

   – Простите, кто? – не расслышал Вася.

   – Дала-арта-хуэналь, – протараторил Рафат, что выдавало в нем человека, который находится в состоянии постоянной спешке. – Что переводится приблизительно как «тот-который-открывает-все-двери».

   – Это как? – изумился Василий.

   – Очень просто. Я вам сейчас все объясню. Давайте присядем, – и Рафат предложил гостю стул возле длинного стола, а сам сел напротив.

   – Ты нам больше не нужен, – обратился он к Ивану. – Мы с тобой еще свяжемся. Отныне судьба нашего нового сторонника переходит под мой личный контроль.

      Иван кивнул и молча покинул кабинет. Как только дверь за ним закрылась, Рафат продолжил:

   – Видите ли, четыреста пятьдесят лет назад жил прорицатель. Нет-нет не думайте, не Нострадамус. Имя этого пророка вам ничего не скажет. Так вот он был членом нашего ордена. И сделал очень интересное пророчество. А вы теперь либо с нами – либо заканчиваете свое пребывание в этой сфере реальности.

   – Постойте, постойте… – прервал его Вася. – Давайте по порядку. Что за орден такой? Мне все говорят «хранители», «хранители», а что это за хранители, я толком понятия не имею.

   – Хорошо. Расскажу о нашей организации. Если хотите, называйте его орденом, когда-то давно это было модно. Так вот начну с предыстории. Вы, наверное, слышали об атлантах?

   – Это те, которые на Атлантиде жили?

   – Не совсем. О том, что они жили на некоем острове Атлантида – это Платон наплел. Он, поганец, в нашу организацию когда-то входил, но потом перешел на темную сторону. На самом деле атланты – это целая цивилизация, жившая на нашей планете давным-давно. О них сохранились лишь смутные легенды из древних книг, принадлежащих нашему ордену. Они и теперь существуют, но об этом после. Мы этим легендам верим, тем более что были люди, которые смогли это засвидетельствовать. Так вот заселяли атланты всю нашу планету. Очертания материков тогда были совсем другими, тогда, в общем-то, был один материк – Атлантида. Эта цивилизация была очень развита во всех планах: в искусстве, науке и производстве они добились недосягаемых для нас, ныне живущих, высот. И однажды ими был открыт вид некой энергии, мощь которой превосходит мощь атомной энергии на порядок. Я вообще-то в физике мало разбираюсь, я – юрист, так что толком объяснить вам ничего не смогу. Скажу только одно. Среди прочего атлантами, не знаю как, но была сгенерирована материя – носитель этой энергии, мы называем ее суперматерия. Этой материи они придали форму цилиндра. Понимаешь к чему я виду.

   – Значит, этот цилиндр и есть…. – изумленно воскликнул Василий, не зная верить ли собеседнику, или ударить его чем-нибудь тяжелым.

   – Правильно, – продолжал Рафат. – Но, к сожалению, какими бы совершенными существами атланты не были, они не смогли совладать со страшной силой, заключенной в этом предмете. Они хотели создать громадную электрическую станцию, чтобы та обеспечивала их энергией на долгие годы. Но в тот момент, когда они уже хотели запустить первый реактор, произошел взрыв, взрыв такой мощности, какой никогда не звучал в пределах этой планеты. Этот взрыв погреб под собой города атлантов и расколол их материк на несколько частей. Некогда мощная цивилизация была стерта с лица земли, остались только жалкие остатки, которые и породили новую, более убогую цивилизацию и донесли до нас свою печальную историю. Слышали о всемирном потопе?

   – Конечно.

   – Так вот потоп в действительности имел место и случился именно из-за взрыва. В легендах многих народов сокрыто воспоминание этого трагического события. Более того, высвобожденная энергия образовала дыру между двумя мирами, и выжившие атланты бежали в новый мир, опасаясь гибели.

   – Что значит бежали в другой мир?

   – В один из многочисленных миров нашей оси.

   – «Оси»?

   – Нет-нет. Вот этого я вам объяснять и не буду.

   – А почему при взрыве не пострадал сам цилиндр?

   – Дело в том, что взрыв, который произошел, случился не в самом цилиндре. Скрытая в нем энергия вызвала взрыв окружающей материи, то есть ее распад. Как бы эта энергия заставила все вокруг взорваться. Опять же, я в этих вещах мало разбираюсь.

   – А тогда как цилиндр оказался здесь, в Питере?

   – Вот тут то и начинается рассказ о нашем ордене. Дело в том, что некоторые из выживших атлантов не смогли покинуть нашу разрушенную планету из-за пространственных ограничений, но не оставляли надежды вновь увидеть братьев. Они знали, что цилиндр нельзя уничтожить, хотя вряд ли кто-то из них толком понимал, что он из себя представляет. Но, так или иначе, они решили, что если они этот цилиндр найдут, то смогут как-то его использовать, и с его помощью снова разорвать реальность и попасть в дальний мир. Как они собираются это делать – не понятно. Возможно, у них есть схемы или записи, сохранившиеся от предков. Эти атланты образовали тайную организацию под названием Алькадра. Представителей этого ордена мы называем «отступниками». Отступники владеют многими древними знаниями, принадлежавшие когда-то атлантам. Некоторые из них могут постигать сущность вещей во всем их многообразии, они могут общаться с космосом и видеть истоки многого, что происходит или должно произойти. Но сила их и власть их темны. Они заплатили дорогую цену за свое могущество. Но как только эта сила заявила о себе, среди потомков древних атлантов появились те, кто решил противостоять ей, что бы ни допустить повторения катастрофы. Эта организация называется Ундра, а ее представители, «хранители» – адепты светлой силы, рождающей и постигающей. К этой организации принадлежу и я, и Иван, и покойный Иннокентий Львович был одним из ее членов. Члены нашего общества понимают, что повторное использование цилиндра может полностью уничтожить Землю. Что касается меня, то я возглавляю одну из ячеек Ундра, отвечающую за территорию бывшего Советского Союза. Мы, следуя пророчествам, пытаемся найти способ уничтожить цилиндр и избавить мир от возможной угрозы. Но наше оружие – любовь и добро, мир и свет – вот к чему мы стремимся.

   – Так эти люди, из ФСБ, вовсе не из ФСБ?

   – Нет. Они из Алькадры, надо полагать. Дело в том, что ФСБ, как таковое вышло из советского КГБ, а вышеупомянутая организация была вскормлена и выращена орденом Алькадра. Дело в том, что мы, хранители и отступники вот уже много тысяч лет ведем войну. Очень долгое время в этом противостоянии преимущество сохраняется на стороне Алькадры. Многие жестокие властители многих давно исчезнувших и даже современных государств были ставленниками этого тайного общества. Нашу страну оковы тьмы тоже не оставили, более того, около девяноста лет назад произошло событие, заставившее отступников обратить самое пристальное внимание на Россию, в которой и так многие сотни лет правила тьма. Но и мы не бездействуем. Не так давно нами была предпринята попытка, сместить власть Алькадры. Эта попытка увенчалась успехом, и теперь многие важные посты в стране находятся в наших руках. Однако и враг еще силен. Не смотря на все наши усилия, на некоторых должностях все еще сидят их ставленники и пока нам с ними ничего не сделать.

      Есть еще одна вещь, о которой вы должны знать. Существует третья сила. Я мало знаю о ней, о ее адептах и целях, но в нашем ордене ее называют КТУТ – Коалиция Теоретиков Упорядоченной Трансформации. Эта организация очень скрытна, она редко вмешивается в дела нашего мира и предпочитает находиться в выжидающей позиции. Так что знаем мы о них мало. Конечно, ходят некоторые слухи. В частности поговаривают, что теоретики обладают знаниями, которые дают возможность использовать цилиндр в некоторых благих целях – в целях некой трансформации человека. Что может сулить эта трансформация – неизвестно. Возможно КТУТ – это просто одна из отделившихся на заре нашей цивилизации ячеек Алькадры. Может быть - это и не так, но некоторые этому верят.

   – А какими методами действует эта организация?

   – Она редко заявляет о себе, но, насколько я знаю, ничего криминального она не совершала. Однако по большому счету точка зрения теоретиков ошибочна. Нельзя использовать суперматерию, ее надо уничтожить. Так думаем мы. И так будет правильнее всего. У вас не должно быть сомнений относительно Ундры, ведь как я уже сказал, наша цель – мир и перманентное добро.

   – Постойте, – перебил Вася. – Вот вы говорите: добро, любовь, светлые силы. Но посмотрите на Ивана Крестителя, ведь он убийца, душегуб. Где же тут добро?

   – Добро должно быть с кулаками. Иногда чтобы победить требуется действовать методами врага. Мы занимаемся многими недостойными вещами: шпионажем, воровством, убийством – но что делать, иначе мы бы пали. Я и сам когда-то давно был внедрен в одну из ячеек Алькадры, которая находилась в Германии. Я был шпионом – это мне дало многое в смысле понимания того, что такие люди как они не должны быть во главе государств, что они не должны влиять на жизнь человечества.

   – Неужели угроза так велика?

   – Конечно! Раз уж отступники многие годы управляют миллионами людей по всему миру. Угроза приходит с разных сторон, даже из средств массовой информации, которые пропагандируют в обществе культ денег, культ безбожья, культ насилия и жажды власти – всю эту так называемую массовую культуру, пошлую и однообразную, превращающую человечество в стадо одинаково одетых и одинаково мыслящих баранов, послушно идущих на поводу у сильных мира сего, манящих их какой-нибудь очередной конфетой или новой микроволной печью. Врагов так много и победа так далека, – остановился, сильно разгорячившийся Рафат. Он поднялся со стула и, налив стакан воды, с наслаждением ее выпил.

   – Так что теперь вы понимаете, что агенты, которые вас преследовали – никто иные как отступники. Они входят в шестидесятый отдел ФСБ. Об этом отделе даже многие из больших начальников этой спецслужбы не подозревают. Было время, когда все КГБ было под властью Алькадра, но теперь времена меняются и это соответствует пророчеству.

   – Пророчеству?

   – Да. Помните прорицателя, с которого я начал рассказ? Так вот жил он, как я уже сказал, четыре с половиной века назад в городе Мекке. И он был мудрейшим из мудрых. Благодаря своей мудрости и благостности он сумел прочитать многое, что будет, что было и что есть. Я вам говорил о том, что у нас есть свидетельства реальности существования Атлантиды. Этот старец был одним из тех, кто видел.

   – Вы хотите сказать, что он просветлился настолько, что сумел постичь хранилище.

   – Хранилище? – на сей раз удивился Рафат.

   – Потом расскажу. Продолжайте.

   – Да. Возможно, вы правы. Он постиг хранилище и сумел предсказать важное событие. Суть его я вам пока не открою, скажу лишь, что, действительно, его предсказание сбылось. В начале века, в году, если я не ошибаюсь, 1904 в Петербург из далекой экспедиции по Тихому океану пришла научно-исследовательская яхта «Апрель». Капитаном судна и главой экспедиции был Александр Петрович Кошкин. Он привез из своей экспедиции по островам Полинезии большой урожай – множество разнообразных экспонатов: орудий труда, украшений, предметов культа и быта полинезийцев. В частности он привез с собой странного вида металлический цилиндр. Этот цилиндр был обнаружен случайно, когда во время шторма, один из глиняных идолов, отобранных у туземцев, разбился, и в его чреве матросы нашли этот предмет. Происхождение цилиндра было тайной, иероглифы, записанные на его торцах, не принадлежали ни одному из племен, населяющих тропические острова, которые и письменностью-то своей не обладали. На докладе в Академии Наук Александр Петрович заострил внимание зрителей на этом странном обстоятельстве. Однако ученые мужи так и не смогли ничего объяснить, более того многие из них обвинили Кошкина в подлоге. Но кое-кто сумел оценить находку. Это был один из отступников, имя которого осталось тайной. Он доложил своим соратникам о том, что, скорее всего, в город на Неве привезен столь долго ожидаемый артефакт. К счастью, благодаря нашим разведанным, мы тоже сумели об этом узнать и приготовились к незамедлительным действиям. Когда отступники попытали выкрасть цилиндр у Кошкина, мы нанесли свой удар. Но судьба повернулась к нам спиной. Наш курьер, который должен был доставить цилиндр к нам на одну из баз, был убит во время одной из многочисленных столкновений бунтующих рабочих и жандармерии – а это, я вам напомню, было во время революции. Так что цилиндр снова был утерян. Наша организация проводила расследование, и по недостоверным данным артефакт попал в руки одного бандита по кличке Саня-Голик. Мы пользовались только непроверенными слухами и не могли знать, что цилиндр остался здесь, на берегах Невы. Нам стало известно, Саня-Голик после революции уехал из Питера, потом его видели в Екатеринбурге, а после октябрьской революции его след пропал где-то в Сибири, поговаривали, что он подался в армию Колчака. Так что найти цилиндр нам не удалось. Однако, и мы - хранители, и наши враги – отступники затаили на время дыхание и внимательно сосредоточили свое внимание на событиях происходящих в России. Мы знали, что цилиндр всплывет рано или поздно, ведь существовало второе пророчество.

   – Второе пророчество?

   – Да. И в нем говорится о дала-арта-хуэнале. В древних письменах, которые нам оставил пророк, были заложены сведения, позволившие нам отыскать избранного среди многих живущих. И с момента его появления на свет мы неотступно следили за ним.

   – Меня терзают смутные сомненья, – остановил его Василий, понимая куда клонит Рафат. Ему очень не нравилось то, что он услышал. Во первых, он считал своего собеседника явно чокнутым, а всю эту свару фанатиков – ненормальными, во-вторых ему было не охота ввязываться в их странные игры, в которых смерть могла быть единственным разумным исходом. В общем, вся эта чушь ему порядком надоела. То, что он попал в Питер – глупое совпадение, ряд ошибок и неприятностей. Все это не может быть взаимосвязано.

   – Я чувствую в вас некое сомнение. Оставьте это. Лучше послушайте меня. Пророк в своем втором предсказании так же пишет, что через девяносто лет после событий, произошедших в первом пророчестве в месте, где был утерян цилиндр, появится Великий, дала-арта-хуэналь, который найдет цилиндр и поглотит его.

   – Поглотит?! – воскликнул Вася и поглядел на собеседника так, как глядят на евнуха, поющего басом.

   – Ну, это цитата…

   – Хорошо, – стал заводиться наш герой, не обращая внимание ни на не прекращающуюся боль, ни на хладнокровие собеседника, – Где там мои вилка и нож, сейчас я буду поглощать суперматерию. Но вы знаете, обычно я ее ем с соусом «Тартар», а запивать предпочитаю Шато-Марго шестьдесят восьмого года, ну, в крайнем случае, семьдесят второго.

   – Я, между прочим, вам вовсе не утверждаю, что именно вы его должны поглотить, но есть вероятность. Вы я вижу сомневаетесь?

   – Да, черт возьми. По мне так вы банда психов, которые вбили себе в голову идею фикс и носятся с ней, как дети, при этом поступая с теми, кто встает на их пути, вовсе не по детски. Вас всех в дурку надо отправлять, – не унимался Василий.

   – Щека болит? – неожиданно прервал эту тираду Рафат и, не дожидаясь ответа, приложил свою правую руку, на которой он почему-то носил часы, к левой щеке Василия. Василий хотел было отдернуть ладонь, но не смог, так как совершенно неожиданно вдруг почувствовал, как от этого прикосновения по всему его телу расходится приятное успокаивающее тепло, нервы, взвинченные до предела вдруг успокоились, мысли странным образом прояснились, по телу пробежала легкая дрожь и что самое странное боль, которая так мучила его прошла. Через минуту, когда Рафат убрал ладонь, наш герой понял, что все неприятные ощущения оставили его, как будто их и не было: щека не болела, челюсть была в порядке, и губы слушались своего хозяина как и прежде. Вася вскочил на ноги и подлетел к небольшому зеркалу, висящему на стене. Когда он обернулся, на его лице читалась растерянность и смятение. Синяк тоже пропал.

   – В каждом человеке скрыто намного больше внутренних резервов, чем он об этом думает, – объяснил Рафат, и, подумав, добавил. – Это просто часть той силы, которая скрыта в каждом. Эта сила светла и приносит только добро и любовь. И в тебе ее очень много, ты просто этого пока не замечаешь.

   – Я сошел с ума, – только и молвил Вася, плюхнувшись обратно на стул.

   – Успокойся – перешел на отеческое «ты» Рафат. – Просто прими это как есть. Ты теперь один из нас, я чувствую, ты не откажешься. Тебе сильно повезло, что ты попал именно к нам, а не в один из застенков Алькадры. Теперь ты все знаешь. Ты должен быть одним из нас. От этого не уйдешь. Пойми.

   – Да, наверное, вы правы. Но что я должен делать? Как стать членом вашей организации?

   – Во-первых, ты должен пройти некоторый инструктаж. После этого мы вышлем тебя от греха подальше из страны. Но не сразу, надо дать всем успокоиться.

   – А цилиндр?

   – Цилиндр будет с тобой. Ты не должен его оставлять нигде. С этого дня ты, и цилиндр – одно целое. Ты его хранитель – ты его и оберегай. Не бойся, теперь ты не один.

   – А обряд посвящения и прочее?

   – Считай, что ты уже член. Наш, так сказать соратник. Только в нашей организации мы друг друга называем не по именам, а по псевдонимам. Вот я – Рафат, Иннокентия Львовича звали – Рабе, а у Ивана и псевдоним Иван. Так получилось, что ты знаешь их настоящие имена, но обычно мы их друг другу не говорим. Придумай себе псевдоним.

   – Легко. Зовите меня Саурон1.

   – Не пойдет. Саурон у нас уже есть, – возразил Рафат, чем вызвал явное удивление со стороны Василия. – И вообще, из этой области все имена забиты, так что придумай что-то другое.

   – Хорошо. Пусть я буду – Папой.

   – Может лучше мамой? Не скатывайся на банальности.

   – Ну ладно. Тогда Зергом2.

   – Zer good, хотя и не знаю, что это, – согласился собеседник. – Обычно члены нашего ордена узнают друг друга по часам – мы их носим на правой руке. Это правило негласное, и исполнять его не обязательно. А вот что действительно важно, так это то, что у нас в организации строгая иерархия. Я магистр, то есть возглавляю целую ячейку, ты – новичок, поэтому слушаться должен всех вышестоящих. Понял?

   – Понял, понял. Ты типа – дед, а я типа – дух. Косил от армии, косил, а все одно.

      Тут в комнату вошел высокий молодой человек тоже в костюме и кивнул Рафату. Очевидно, это был знак, говорящий о том, что пора уходить.

   – Ладно, сейчас иду, – сказал магистр ордена Ундра своему помощнику, а потом повернулся в сторону Василия и добавил. – Я оставлю тебя на попечение Марципаны. Она в соседнем кабинете и скоро придет, подожди ее здесь.

   – Пока вы не ушли, – остановил уже собирающегося уходить Рафата Василий. – Объясните мне одну вещь.

   – Да? Какую?

      И Вася коротко поведал ему о своем приключении в деревне: о Кузьмиче, о пирамиде, о Джоне Ленноне и кладбище. На это магистр удивленно поднял брови и, пронзительно глядя на нового члена ордена, сказал:

   – Может быть, ты действительно сошел с ума? – но потом осекся и добавил. – Хотя, может быть, тебе доступно больше, чем мы можем знать. Но не мне тебе все объяснять. Ты встретишь людей и поумнее и помудрее меня. – С этими словами, бросив «До встречи» он пошел к дверям.

   – Да прибудет с вами сила! – крикнул ему на прощание Василий.

      Рафат не ответил, а только буркнул себе под нос следующее:

   – Нет, Лукасу3, гаду, предателю паскудному, все-таки надо харю намять.

1 Саурон – темный лорд из «Властелина колец».

2 Зерги – раса насекомоподобных существ из культовой стратегии «StarCraft».

3 Джорж Лукас – автор и режиссер первых «Звездных войн».

Глава 8. ±?

«Как ненавижу, так люблю свою Родину

И удивляться здесь, право, товарищи нечего.

Такая она уж глухая, слепая уродина

Да и любить-то мне больше и нечего.»

(Федор Чистяков «Просто я живу на улице Ленина...»)

      Рафат ушел, оставив Василия в пустом кабинете наедине со своими мыслями. Но мысли переплелись столь замысловато, что нащупать хотя бы один их конец, чтобы распутать весь клубок, не представлялось возможным. Все, что произошло с нашим растерянным героем в этой комнате в течении последних двух часов никак не укладывалось в голове. Если странную историю с Джоном Ленноном еще можно было списать на своеобразие воздействия наркотических веществ на неподготовленный мозг, то диалог с Рафатом выходил за рамки всякого рационального объяснения. Каким бы целеустремленным и хладнокровным не казался магистр, его речь больше походила на бред сумасшедшего, особенно по прошествии некоторого времени. Однако все вокруг убеждало Василия в правдивости этого бреда. Во-первых, война не на жизнь, а на смерть, происходящая перед его глазами: стрельба, трупы, погони и прочая мутатень. Во-вторых, случай, который позволил ему найти цилиндр – а это был именно случай, ничего другого. Пусть даже, следуя объяснению Рафата, в этом случае читалась предопределенность. В-третьих, вся эта конспирация. Какими бы психами не были эти хранители, но делают они все серьезно, тратя при этом уйму денег. Ярким примером является штаб-квартира, в которой он сейчас находился. Впрочем, если и есть люди на этой земле, которые готовы признаться самим себе в неотвратимости судьбы, то это те немногие мудрые, к которым наш герой никак не относился. Нет ничего более мучительного и отвергаемого самой сутью человеческой, как собственная его, человека, несвобода. Рабство и принуждение, если оно физическое, еще возможно стерпеть, но понимание своего духовного рабства, рабства внутреннего – вот самое страшное, что может выпасть на долю человека. После всех приключений, случившихся с Василием, именно теперь, он понял, как он «попал», попал конкретно и по самые «ни балуй». Он в полной мере почувствовал себя принужденным делать нечто, не согласующееся с его личной свободой, упрямством и элементарной волей. Это стало очевидно еще во время разговора, когда Рафат, впившись своим пристальным взглядом, как бы гипнотизировал Василия, убеждая его перешагнуть черту, ту самую черту, которую быть может переходить не следовало. Поэтому, будто опьяненный речью магистра, Вася и не выдержал этого принуждения и легко поддался на уговоры. Теперь же в затуманенную голову стала возвращаться холодная рассудочность, и все будто по-новому, как будто после долгого сна стало представляться вокруг. «Сам виноват», сказал себе Василий, и эти слова прозвучали в его голове так отчетливо и так пронзительно, что ему самому показалось, что они были произнесены вслух. От этого он даже обернулся и огляделся по сторонам. Вокруг же не было ничего, на чем бы можно было сосредоточить свое внимание. Все та же пустая дурно обставленная комната с теми же громоздкими столами и стеллажами, на которых покоились подшивки старых газет, да множество бессмысленных статуэток, сгруппированных без какого либо метода. Ожидание Марципаны затягивалось и Василий поднялся с предложенного ему ранее стула и не торопясь принялся осматривать комнату. Прошелся от одной двери к другой, полистал журналы, разбросанные на столе, повертел в руках небольшую нэцкэ, изображающего лысого старца с круглым пузом и с большим посохом в руках. Лысый сенсей как-то странно улыбался, что выдавало в нем человека явно что-то скрывающего и замышляющего что-то недоброе. Под статуэткой была табличка с надписью «Хонтей»1. Около статуэтки не было других фигурок, там вообще ничего не было кроме небольшого нагрудного брелка с классическими «инь» и «янь». Такого рода украшения обычно продаются в тысячах сувенирных лавок Петербурга, они не представляют какой-либо ценности, и стоят там копейки. Зачем понадобилось хранить ее здесь, было непонятно. Вася внимательно изучил бирюльку, но ничего необычного на ней не обнаружил.

      Вдруг дверь сзади распахнулась. От неожиданности Василий выронил брелок, подобрал его и быстро сунул себе в карман.

   – Василий, если не ошибаюсь, – сказал стоявший в дверном проеме высокий мужчина.

   – Так точно, – неуверенно произнес наш герой, оборачиваясь.

   – Меня зовут Аш, – незнакомец вошел в комнату, встал  ближе к свету, и Васе удалось получше его разглядеть. Это был на вид приятный подтянутый человек лет тридцати, одетый в шикарный, прекрасно сидящий на нем костюм-тройку и блестящие лакированные ботинки, цена которых навскидку составляла пару тысяч долларов. Чисто выбритый, коротко подстриженный с благородной осанкой  и идеальным маникюром, он на первый взгляд показался эдаким Джеймсом Бондом местного разлива. Аш, как он себя назвал, подошел к Васе и протянул ему руку. – Здравствуйте!

   – Доброе утро! – промямлил Вася.

   – Я буду вашим гидом в мире Ундра, – произнес Аш. Голос его был по-мужски груб, но и достаточно мягок, впрочем, он был в точности таким, какие бывают у дикторов новостных передач на всех радиостанциях мира.

   – А-а, – попытался что-то сказать Вася.

   – Да-да. Если вам не передали, так это ничего. Так что… Будем знакомы. Какой вам дали псевдоним?

   – Зерг.

   – Что ж. Могло быть и хуже. – Аш полез в папку, которую все это время держал за спиной. Он извлек оттуда небольшую коробочку, перевязанную черной шелковой лентой, и передал ее Васе.

   – Что это? – спросил Василий, принимая презент.

   – Это специальные часы, то есть часы, которые являются опознавательным знаком в нашей организации – вы должно быть об этом уже осведомлены. Этот прибор сделан на заказ, как впрочем, и все его собратья. У этих часиков есть одно замечательное свойство. Они могут принадлежать только тому, кто их впервые надел. В них встроен сложный детектор, анализирующий ДНК владельца. Он срабатывает при каждом надевании на руку.

   – А что происходит, когда эти часы надевает кто-то другой?

   – Они взрываются, и, конечно, лишают злоумышленника конечности.

      Василий распаковал коробочку, достал часы, которые на вид оказались вполне обычными классическими часами с металлическим браслетом, и хотел было одеть их, как тут же вспомнил про «правило правой руки» и сменил запястье.

   – Швейцарские? – спросил он.

   – Где мы и где Швейцария, – с ухмылкой сказал Аш. – Сделаны на одном из оборонных предприятий нашей многогранной родины.

      «Что-то не нравится мне этот гусь!»: - сказал про себя Василий, - «Уж больно он какой-то весь идеальный, выхолощенный, будто сделанный на фабрике, по производству киногероев». Действительно внешне Аш сильно напоминал какого-то героя голливудского блокбастера, того же самого Бонда, а может быть и не одного, а может быть всех сразу.

      Но тут дверь в кабинет снова открылась. Аш обернулся и произнес:

   – Да. Кстати, прошу любить и жаловать – Марципана.

      В комнату вошла девушка лет двадцати пяти, одетая как шпион-камикадзе  в черный свитер, куртку и черные же джинсы. Но столь неприглядная одежда не могла скрыть всех ее прелестей, ибо выглядела она изумительно и тоже показалась Васе героиней какого-то фильма. Однако понравилась она ему значительно больше, нежели Аш. И вправду, она будто состояла из всех тех качеств, которые всегда были наиболее симпатичны Василию в особах противоположенного пола. У нее были длинные распущенные каштановые волосы, как у той девушке, которая рекламирует шампуни «Палмолив», огромные зеленые глаза, как в рекламе туши для ресниц «Авон», шея Клаудии Шифер, нос, пожалуй, тоже ее, улыбка Шерон Стоун. Ростом она была чуть выше среднего, как раз на пару сантиметров ниже Василия, хотя на правильно подобранных каблуках эта разница могла бы сойти на нет. Грудь ее, была сокрыта курткой, но наш герой, решил для себя, что она, наверняка, схожа с грудью Бриджит Бардо. А длинные ноги, обтянутые джинсой и покатые бедра напомнили Васе о Дженифер Лопес. «Топ-модель» медленно поставленной походкой, будто по подиуму проплыла по кабинету, приблизилась к Василию и протянула ему руку.

   – Марципана. Рада встрече, – произнесла она.

      «Изумительный голос!», подумалось Василию. Он поднял голову, взглянул в ее глаза и полностью потерял дар речи – в таких огромных глазах можно было утонуть, а в фокусе этого взгляда любой бы уничижился до состояния домашнего животного, готового скакать на задних лапах для того, что развеселить свою божественную хозяйку. В горле у нашего воспылавшего страстью героя так пересохло, что все, что он смог вымолвить было следующее:

   – Тронут! Вася, – и он робко пожал ее руку.

      Девушка в ответ усмехнулась. Должно быть, она действительно решила, что Василий тронутый.

   – Нет, не Вася. Не называйся настоящим именем внутри организации. Тебе Рафат уже придумал «оперативный» псевдоним?

   – Нет. То есть да. Зерг. Я – Зерг, – Василию стало немного не по себе оттого, что он придумал себе столь идиотское прозвище. Надо было поразмышлять и изобрести для себя нечто более стоящее, например «Бонд» – хотя опять туда же! Но все-таки! Тогда она бы сказала: «Марципана. Рада встречи», а он бы такой ей ответил: «My name is Bond, Brook Bond». Какой бред!

   – Зерг? – снова усмехнулась Марципана. – Славно. Смерть вселенной? Вижу с Ашем ты уже познакомился. Мы будем твоими самыми лучшими друзьями в течении следующих нескольких месяцев.

«Не дурно», подумал Василий.

   – Теперь нам надо кое с чем разобраться, – продолжила Марципана, – Иди за мной.

   «За тобой, хоть в преисподнюю», мелькнуло в голове у Васи вместе с воспоминанием старого бородатого анекдота о мазохисте, попавшем в ад и решившем, что он в раю. И дамочка повела Василия из кабинета в залу, где был выход. Аш последовал за ними. Но к винтовой лестнице они не пошли. Они свернули направо, где, как мы помним, была другая дверь. Эта дверь вела в длинный коридор, конец которого терялся где-то в темноте. Коридор был полностью бетонным: бетонные стены, бетонный пол, бетонный потолок, серели в тусклом свете люминесцентных ламп, подвешенных высоко вверху на расстоянии метров пятнадцать друг от друга. Их неяркого света не хватало, чтобы осветить все пространство меж ними, и коридор представлялся в виде бесконечных полос света и тьмы. В пределах видимости никаких дверей по бокам, развилок или же поворотов не было. «Путь Дарта Вейдера»2 – почему-то подумалось Василию.

      Аш, который шел за Васей, наконец решился нарушить затянувшееся молчание и рассказать куда они направляются.

   – Сейчас пойдем в хранилище и положим цилиндр в сейф. Потом поедем в город, найдем тебе временное пристанище. Там тебе придется немного посидеть пока Цыц проверит некоторую информацию.

   – Цыц? Кто такой Цыц, и почему он не смог придумать себе нормальную кличку? – поинтересовался наш герой.

   – Цыц – это один из помощников Рафата, его, так сказать, правая рука, – объяснил Аш.

   – Один из множества прихлебателей, – добавила Марципана, которая явно недолюбливали и Цыца и Аша, и слово «прихлебатель» было адресовано в большей степени к последнему – по крайней мере, так это могло показаться со стороны.

   – Почему же прихлебатель? Обычный функционер, – возразил Аш, видимо не заметив этих «акцентов». Потом он обратился к Василию. – Рафат сегодня отправится в Москву, так что для тебя теперь главный именно он.

   – Добро, – согласился Вася. Для него, в общем-то, не было никакой разнице, у какого безумца быть в подчинении. Надо сказать любое подчинение, а уж тем более подчинение безумцу было для него в равной степени неприятным.

   – Ладно, тогда я вас покину на некоторое время, – бросил Аш и быстро исчез за неожиданно возникшей справа металлической дверью.

   – Странный он какой-то, – сказал на это Василий, сравнявшись с Марципаной.

   – Да, – согласилась девушка. – Неприятный тип. Не знаю, почему нас с ним вместе на это задание отправили.

   «Ну, и черт с ним, с этим «Бондом», без него лучше», – подумал Василий и изрек:

   – Послушайте….. Марципана.

   – Давай сразу на «ты», а то нам так долго быть бок о бок.

   – Хорошо, – обрадовался Вася, «бок о бок», пронеслось в его голове, – Марципана – это несколько странное имя, ты не находишь?

   – Странное? А Зерг, что лучше? Да тут вообще все имена странные. Вот думаешь Аш почему так именуется. Это все потому, что имя его полное Аш-Два-О, а Ашем мы его для краткости зовем, чтоб удобней было. А что касается меня, то… ну да Марципана. Видишь ли, те, кто любит книжки читать, те называют себя по именам книг или книжных героев, «Братья Крамазовы» или «Муму», например, те кто музыку любит, те соответственно называют себя по именам композиторов или мелодий – есть тут у нас «Сюита Ля-бимоль», да еще этот как его – «Вольфганг». Ты я вижу в компьютерные игры играть любишь, вот и прозвище у тебя, поэтому такое же дурацкое. А я марципаны люблю.

   Услышав эти слова, Вася несколько успокоился. После «Сюита Ля-бимоль» его прозвище уже не казалось ему столь уж идиотским, не смотря на явную критику со стороны.

   – Let it be. – констатировал Вася, – А что это Аш сказал про цилиндр? В какой это  сейф вы хотите его упрятать? Мне его Рафат сказал всегда с собой таскать.

   – Может, ты с ним теперь и спать будешь? Нет, Рафат дал мне на этот счет конкретные указания. Цилиндр тебе доставят, когда враги немного успокоятся. – Она выдержала паузу, хотела улыбнуться, но потом все-таки не смогла сдержаться и быстро добавила: – И ты его поглотишь. – После чего больше не смогла терпеть и рассмеялась.

   «Да я – клоун!», согласился с ней Василий, «Дурак, оказывающийся постоянно не в том месте и не в то время, я клоун, клоун, поглощающий цилиндры».

   – Да, мне тоже это кажется глупостью, – грустно вздохнул он. Она заметила его смущение и прекратила смеяться. А надо сказать смеялась она замечательно.

   Тем временем коридор закончился, и они вошли в просторную залу, посредине которой кольцом наподобие камней Стоунхенджа стояло несколько сейфов. У входа сидело двое охранников, одетых подобно Марципане во все черное и с каким-то странным оружием висящем у них на поясе. Это оружие походило на автомат системы УЗИ, но оным не являлось – для Василия, съевшем собаку на этом деле еще во времена бурного детства, это было ясно как дважды два. Охранники не обратили внимания на вошедших, а, быть может, просто не подали виду. Один из них дремал на своем стуле, а другой уставился в книгу в мягкой обложке, которую украшали характерные пятна крови, кастеты, ножи и протокольные рожи в состоянии крайнего аффекта. Марципана тоже не обратила на них никакого внимания. Она тихо подошла к одному из сейфов, ввела код и открыла дверцу.

   – Сюда, о, пожирающий суперматерию, – сказала она Василию. Тот постарался нахмурился так, чтобы это стало заметно, извлек все из того же дипломата все тот же цилиндр, запаянный по шву мертвяком-Кузьмичом и передал его даме. Дама положила артефакт в сейф и закрыла дверцу.

   – Здесь он будет как в Швейцарском банке, – сказала она, эротично встряхнув волосами.

   – Где мы, и где Швейцария, – проворчал на это Василий.

   Покончив с этим делом, они вернулись в тот же коридор. Шли они молча, так как Василий решил обидеться на ее усмешки и встать в позу. Правда и Марципана видимо ничем не хотела нарушать сложившуюся тишину, и в пустоте коридора слышались только их шаги. Тут, откуда ни возьмись, сзади появилась тень Аша, а вслед за ней и ее обладатель.

   – Сделали? – спросил он, догоняя Василия. Марципана кивнула. – Цыц нашел квартиру. Не бог весть какая, но все таки ванна, да свежая постель.

   «Эх, а ведь сколько времени я уже дома не был, подумал Василий, уже и забыл когда последний раз мылся-то нормально. Да сейчас бы хороший обед да горячий душ не помешали. Только на что я жить-то буду?» Как бы читая его мысли, Аш продолжил:

   – В квартире поживете около недели. Там есть все: новая одежда вашего размера, спальные принадлежности, значительный запас еды. У нас к вам будет только одна настоятельная просьба, никогда никуда не выходить. Квартиру будут караулить наши законспирированные агенты – они все равно вас оттуда не выпустят. Если захотите чего-нибудь, позвоните по этому телефону, – он передал Василию карточку с телефонным номером. – Далее. Цилиндр пока побудет здесь. Когда придет время, его вам вернут.

   – А что будет дальше? То есть, что будет дальше со мной? – перебил его наш обеспокоенный за свою судьбу герой.

   – Увидим, – только и сказал Аш.

   Василия поселили в двухкомнатных апартаментах в хрущевке где-то на окраине города, кажется в Купчино. Оставили один на один с телевизором, компьютером и книжным шкафом. Еще раз предупредили о том, чтобы он не выходил из дома, и уехали. Квартира, в которой оказался наш герой оказалась вовсе не дурна. В ней была спальная с большой мягкой кроватью и довольно просторная для подобного рода домов гостиная. Осмотревшись в своем новом жилье, Вася к своему удовольствию обнаружил, что шкафы забиты довольно дорогой и качественной одеждой. Там были деловые костюмы, смокинг, галстуки, несколько комплектов нижнего белья, а так же спортивная одежда, гора свитеров, джинсы и множество всего того, чего у него вообще никогда не было. Кроме этого, заглянув на кухню, он не преминул исследовать имеющиеся продовольственные запасы. Там он нашел забитый до верху холодильник, полный консервов, сыров, колбас, пельменей, свежих овощей и фруктов, в стеллажах стояли маринованные огурцы и помидоры, сухофрукты, бутылки разнообразного вина и пива, жбан квашеной капусты и множество каких-то круп.

   – Да с такими запасами здесь можно жить целых пол года, – сказал Василий, и принялся насвистывать мелодию какой-то давно забытой детской песенки.

   В течении часа, он помылся, сменил одежду, приготовил себе гору пельменей, залил их сметаной, и уселся перед телевизором в компании с пол дюжиной пивных бутылок смотреть футбольную лигу чемпионов по одному из спутниковых каналов, которые, как не странно, тоже здесь принимались. Так началась прекрасная жизнь в свое удовольствие, которой наш герой уже давно не знал. Когда у него заканчивалось пиво, или прекращался футбол, Василий звонил по телефону и говорил о своих трудностях. Тогда приходил бородатый мужик в майке и приносил все, что было нужно: ящик «Туборга» или новинки кино рынка на DVD. Однажды Вася попросил себе осетра в винном соусе и фуа-гра с Шато-Марго, и что бы вы думали, через час, все блюда, свежие и горячие были доставлены ему на дом, правда, бородатый мужик здорово матерился, когда доставлял блюда и говорил, что-то об избалованности интеллигентов. Выходить Василий даже и не пытался. Он прекрасно вычислил всех, кто за ним следит. Одним из охранников была толстая соседка из квартиры справа, которая всегда выглядывала из-за двери, когда Вася получал очередную посылку от мужика в майке. Еще было двое мужчин, которые с утра до вечера имитировали уборку двора за окном (не могли придумать ничего умнее!). По ночам их сменяли два бугая с собаками, чей лай до утра нарушал спокойствие спящих горожан.

   Иногда его навещали. Кроме мужика в майке, который иногда оставался, чтобы выпить пивка, да обсудить наболевшее, один раз приходил Аш поинтересоваться удобно ли Василию на новом месте, несколько раз появлялась Марципана. Она звонила два раза в дверь, и входя в комнату, садилась на стул около телевизора, заполняя спертый воздух комнаты каким-то изумительным тонким, чуть уловимым, но, тем не менее, отчетливо индивидуальным  ароматом. Ее приходы всегда очень радовали Василия – поднадоевший футбол и пиво начали делать жизнь однообразной. Но когда появлялась она, все вокруг вдруг расцветало, неубранная комната теряла свою серость, окрашиваясь всевозможными яркими красками, погода за окном как по мановению волшебной палочки из хмурой и дождливой становилась ясной и солнечной, во дворе становилось слышны не гудение и вой машин, а весеннее щебетание птиц, скачущих по веткам деревьев…. Эта женщина просто околдовала Васю, любой разговор с ней превращался в настоящий экзамен на остроумие, любой ее взгляд казался призывом к чему-то. Она приходила всегда в чем-то новом, не в том, во что она была одета в штаб-квартире, а в прелестных платьях или костюмах,  в таких юбках, что кружилась голова, и вскорости уже можно было точно сказать, что грудь Бриджит Бардо просто отдыхает по сравнению с ее грудью…. «Ох, если бы я не был джентльменом…,» - думал в эти минуты Василий, в душе сожалея, о том, что он все-таки джентльмен.

   Так прошла неделя, началась вторая, а новостей от хранителей все не было. За окном во всю свое брало лето, погода была отменная, пекло солнце и хотелось вырваться из квартиры и отправиться куда-нибудь на природу, полежать на пляже, искупаться…. Василий все это время проводил, лежа на диване с книгой в руке. Марципана не заходила уже три дня, и он начал скучать. Опостылевший телевизор не включался два дня, компьютер, на котором Вася прошел уже все имеющиеся в наличие игры, не загружался и того больше. На книжных полках в гостиной была неплохая подборка книг, и чтение стало единственным отдохновением нашего героя. Во время чтения он отвлекался от имеющихся проблем, от мыслей, что периодически возникали в его голове. Это напоминало ему его детские годы: полное отсутствие свободы – но куча времени, халявные еда и жилье, и приключенческие книги о пиратах и мореплавателях. Как завидовал он тогда тем бесстрашным героям, на долю которых выпало столько трудностей и испытаний, как хотел хоть на миг очутиться на их месте. Теперь все это казалось наивным детским бредом. Однажды ему даже приснился сон, в котором перед Василием предстал капитан Блад. Держа руку на эфесе шпаги, с надменной ухмылкой на лице капитан сказал: «Ну, что, салага, узнал, почем фунт лиха?». «Да, узнал», отвечал себе Василий.

   В среду вечером второй недели заточения Вася рылся на полках, и в одной из упавших книг нашел любопытную закладку. Это был аккуратно свернутый лист старой, пожелтевшей от времени бумаги, на которой на машинке был набит следующий текст:

      «Я наблюдатель. Я здесь настолько давно, что мне кажется, я был всегда. Я вижу многое, но даже то, что я не вижу, не является для меня тайной, и знания мои превышают знания тех, кто видит все. Я растворен в этой планете, я всегда был частью ее. Наподобие воздуха мною дышат задыхающиеся, наподобие солнца мной греются замерзшие, мной питаются как плотью, мною любят влюбленные, ибо узы, связующие их – это тоже я. Зачем мне этот мир? Наверное, он просто не лучше и не хуже других, мне не интересно искать другой. Что он мне? Я есть, но нет никого, кто бы мог меня увидеть, услышать, почувствовать меня таким, какой я есть на самом деле. Я вижу все. Я помню все. Так тяжело помнить все и не забывать того, что всеми уже забыто и вряд ли когда-то будет востребовано. История человечества, эволюция земли. Миллионы лет – тысячи цивилизаций. Ацтеки, пунты, византийцы, атланты, готы, вазгилиане, аравийцы, шумеры, констралетяне, арии. Одни зарождались здесь, другие искали прибежища, пребывая из других миров. Я помню всех. Я видел все, но не могу никому дать это увидеть своими глазами, лишь узреть во мне самом. Я видел три ядерных войны, я видел смерть, и кровь, и горе. Я видел землю в руинах и в расцвете. Кто я? Зачем я? Почему я один? Около меня других нет. Откуда я взялся? Может быть я вечный наблюдатель, бесконечно глядящий из пустоты на сменяющуюся картинку мира. Я тот, кто смотрит на мир – и мир живет, кто думает мир – и мир живет, кто охватывает мир – и мир живет! Я все и я ничто. Я – бог? Может быть  меня нет? Да, наверно так – меня нет….».

      В конце текста стояла приписка, написанная от руки: «После прочтения сжечь!»

      «Плюс минус бесконечность – какая, в сущности, разница. Интересно, сколько людей это уже прочитали?» – подумал Василий, сворачивая лист и кладя его назад в книгу.

      В коридоре в это время щелкнул ключ, и через пару секунд в комнату, на цыпочках, держа туфли в руках, крадясь как кошка, вошла Марципана. Видимо она решила, что Василий спит, ведь время было уже довольно позднее, но застав нашего книголюба возле шкафа, она выпрямилась и сказала:

      - Скучаешь? – она взглянула на разваленные по всей комнате книги. – Пришел конец твоему заточению. Цыц нарыл что-то важное. Собирайся.

      - Кто бы мог подумать, – вяло ответил Василий, зевая. – Кофе хочешь?

      - Хочу, но некогда. Мне самой никто ничего не объяснил, зато все жутко торопят.

      - Ладно поехали, Пожеланий по поводу формы одежды у господина Цыца не было?

      - Не юродствуй. Едем на базу, – сама она была одета в ту же черную «униформу».

      Василий принялся переодеваться и через минуту был готов. Внизу их ждал далеко не новый, но очень хорошо выглядевший BMV, за рулем которого был Аш. Не успели они влезть на заднее сиденье, как машина резко сорвалась с места и, описав крутую дугу, на приличной скорости вылетела через арку на проспект. Аш не плохо водил, и, демонстрируя рекорды скорости, они за двадцать минут долетели до Петергофа. BMW подрулил к уже знакомому полуразвалившемуся дворцу и остановился. Василий вылез из машины первым, а за ним последовали Аш с Марципаной. Однако во дворец они идти не торопились, внимательно оглядываясь по сторонам. Василий вопросительно глянул них обоих.

      - Что-то не так? – спросил он.

      - Да, есть одна странность, – ответил Аш. – Дело в том, обычно в это время дня за окном первого этажа горит красный фонарь – это является предупредительным знаком для всех, посещающих базу, говорящим о том, что внутри все в порядке. Сейчас, фонаря нет.

      И действительно, над всем зданием нависла беспросветная тьма, и никаких источников света видно не было.

      - Пойду, посмотрю, что стряслось, – сказала Марципана, направляясь к двери.

      - Я с тобой, – вызвался Василий, сам от себя не ожидая такой прыти.

      - Нет. Оставайся здесь, – остановила его девушка и исчезла в темноте.

      - Да, нам лучше пока не лезть, – согласился с этим Аш, придерживая Васю за руку, – она сейчас все разведает и вернется.

     «А чего ж ты сам не пошел, мистер Бонд» – сказал про себя Василий и сплюнул. Но все закончилось хорошо. Минут через пять из темноты донесся голос Марципаны:

      - Все в порядке, можете идти. Только осторожней не споткнитесь о ступеньки.

     Аш и Вася вошли во дворец, двигаясь в основном на ощупь. Внутри их ждала Марципана, придерживающая дверь в подземелье. Миновав винтовую лестницу, и пройдя операторный зал они вошли в уже знакомый кабинет в убранстве которого за минувшие полторы недели не произошло никаких изменений. В кабинете их ждал низкого роста полный лысеющий человек лет сорока пяти в толстых роговых очках. Выглядел очкарик очень важно, он стоял по середине комнаты, скрестив руки на груди, и изображая на лице некий мыслительный процесс, что, правда, у него не шибко хорошо получалось. Это должно быть Цыц, определил Василий, подходя к нему  и здороваясь за руку. На лацкане пиджака у толстяка красовался бейдж с надписью «Цыц. Зам. Главного магистра по Северо-Западному региону РФ».

      - Добрый день! – прошипел зам, с трудом шевеля толстыми губами.

1 Хонтей – буддистский бог, покровитель тех, чья судьба зависит от удачи.

2 Дарт Вейдер – герой «Звездных войн», перешедший со светлой стороны на темную, а под конец обратно.

Глава 9. Cобравшись вместе они уничтожат мир!

“Молох, главное божество у западно-семитских народов, являющееся одним из воплощений Баала, отождествляемое также с такими западно-семитскими богами, как почитаемый в Тире Мелькарт и аммонитянский Мильком. …Первенцев приносили в жертву Молоху, бросая их в огонь”.

(Из статьи с сайта www.krugosvet.ru)

      Неприятный тип, сразу определил для себя Василий. Не зря же он Марципане не нравится. Зам. Магистра тем временем взглянул на представшую перед ним троицу и медленно отошел к своему столу, на котором как какая-нибудь бестолковая безделушка стоял цилиндр. Далее он отошел за стол и уселся в кресло.

      - Рад, что вы прибыли во время, – сказал он, стуча костяшками пальцев по столешнице. – Дело серьезное, я бы даже сказал судьбоносное, – не поясняя о каком деле идет речь он обратился к Ашу. – Сгоняй-ка, приведи Хонтея, он в погребе засел.

      Аш послушно удалился. Хонтей, Хонтей, прокрутилось в голове у Василия, и он бросил свой взгляд на полку со статуэтками. На том же месте стояла все та же нэцкэ с тем же ухмылявшимся пузаном, держащим в руке посох. Но теперь ему составляла копанию еще одна фигурка, на этот раз глиняная, выполненная в каком-то странном стиле и изображающая лысого человечка сидящего в позе лотоса. Василий незаметно приблизился к стеллажу, чтобы прочитать надпись на табличке под статуэткой. Там было написано слово «Зерг». Вася изумился еще больше, когда  на другой полке обнаружил фигурки с надписями «Аш-Два-О» и «Марципана».

      Но его отвлекли. В комнату вошли три человека – Аш в кампании двух колоритных личностей, внешне существенно отличающихся друг от друга. Один был низкого роста упитанный полностью лысый видимо китаец или кореец, одетый в какой-то черный твидовый балахон и сандалии на босу ногу. За спиной у него виднелась рукоятка меча-катаны, что несколько не соответствовало образу. Второй был сгорбленный старичок, высокий и седой. Его «прикид» составлял серый помятый костюм, выглядевший чуть ли не древнее самого обладателя, коричневые покрытые пылью башмаки и узкие очки, висящие на кончике острого носа. В руках старичок держал стандартный кожаный портфель, плотно прижав его к груди, так как было заметно, что ручка на портфеле оборвана.

      - А, рад, что ты и Иерофанта привел, – сказал Цыц, кивая в знак приветствия. – Теперь все в сборе и мы можем начать. Присаживайтесь.

      Когда посетители расселись, зам. Магистра потер ладони и объявил:

      - Я собрал вас, господа, с тем, чтобы сообщить… – потом он осекся, кашлянул, и добавил. – Пусть лучше об этом расскажет Иерофант. Вы готовы?

      Василий повернул голову в сторону седого старичка, ожидая услышать его объяснения. Но как ни странно ответ последовал с совершенно другого конца стола. Говорил толстый меченосец:

      - Да, я готов, – у него был характерный довольно ярко выраженный уральский говор, и это опять таки не вязалось с его образом. – Да, действительно, новость довольно сенсационная. Вы еще, наверное, не слышали о последней находке английских археологов. На недавних раскопках недалеко от Асуана была найдена древняя пирамида, одна из древнейших пирамид Египта. За несколько тысяч лет своего существования она практически полностью была разрушена и покрылась песком пустыни. Однако англичане сумели таки добраться до усыпальницы. К своему удивлению никаких мумий они там не нашли. Там были только несколько лежащих друг на друге каменных плит. Это, археологов не остановило. Ведь древнеегипетские архитекторы часто шли на подобное ухищрения, они делали в пирамидах пустые помещения, тупики и всевозможные ловушки, для того чтобы обезопасить останки умершего от посягательств воров. Но дальнейшее исследование ничего не дало – никаких других помещений найдено не было. Тогда археологи заключили, что пирамида просто-напросто была разворована в свое время расхитителями гробниц. Последней их надеждой оставалось обследование найденных плит. Стряхнув с них пыль, ученые увидели, что это не простые куски гранита, камни представляли собой скрижали, на которых был выбит некий текст. Письмена эти не были сделаны ни на каком-то из известных современной науке языке и не соответствовали древнеегипетской письменности ни одного из периодов ее существования.

      Естественно в ученом мире стали возникать предположения по поводу возникновения камней. Высказывались даже мнения о том, что это те самые скрижали, которые господь бог даровал в свое время Моисею на горе Сион. Но египетских камней было всего три, куда делись еще семь, никто не знал. К тому же странные знаки, покрывающие плиты так и не удалось пока расшифровать. И вряд ли удастся.

      - Почему, – прервал его Василий.

      - Мы этого недопустим, – ответил китаец и, видя выражение удивления на лице нашего героя, продолжил. – Дело в том, что надписи эти были сделаны на языке древних атлантов во времена, когда Египет дотуда еще не простирался. Это своеобразное послание древних своих потомкам. В мире осталось не более десяти человек, которые способны прочесть скрижали. И я один из них. Вот этот текст, – он извлек из-под балахона пачку фотографий и бросил их на стол.

     На фотографиях были те самые каменные плиты, снятые под разными углами со всех сторон.

      - И что же на них написано? – поинтересовался Цыц, разглядывая фото.

      - Как я уже сказал, для меня это не тайна. Там написано примерно следующее, если переводить это на наш убогий по сравнению с атлантийским язык: «В наследие нам дано два жезла, собравшись вместе, они уничтожат мир и откроют врата, или уничтожат друг друга. Великий Йоханабилькавариуэльдар разделил их во избежание краха, положив напротив друг друга, дабы неразумные не собрали их вместе. Один жезл – перст любви, другой – перст ненависти, один созидает, другой разрушает. Один остался здесь. Подобное к подобному – получишь результат. Выбор уже сделан».

      - Ни фига себе! – тихо промолвил Василий.

      - И что сие означает? – спросила Марципана.

      - Как это там по-русски, вопрос на пять баллов, – кивнул Иерофант. – Все на самом деле очень просто. «Один жезл – перст любви» – это следует понимать как то, что этот жезл сосредоточие положительной энергии, способной созидать, «другой – перст ненависти» – видимо, сосредоточие некой разрушающей энергии, которая, должно быть, и уничтожила империю атлантов. Что бы там ни было, но получается, что жезлов два. Один у нас.

      - А какой из них? – поинтересовался Василий.

      - Видимо «перст ненависти». Ведь его нашли в Полинезии, а именно там и находился эпицентр Великого Взрыва.

      - А что значит «собравшись вместе, они уничтожат мир и откроют врата, или уничтожат друг друга»? – спросила Марципана.

      - Видимо, жезлы как-то состыковываются друг с другом, и происходит одно из двух: либо они самоуничтожаются, либо уничтожают все вокруг.

      - А что со вторым жезлом, где он? – вмешался Цыц.

      - В послании сказано, что Великий Йоханабилькавариуэльдар положил цилиндры друг против друга, и, если правда то, что экспедиция Кошкина нашла наш на полинезийском острове Тубуаи, то, совершив элементарный расчет, мы определим, что второй цилиндр будет в южном Египте к западу от Асуана, в окрестностях озера Насер, как раз в том самом месте, где и проводит раскопки вышеназванная английская экспедиция. Возможно, цилиндр находится в той же самой пирамиде.

      Иерофант почесал лысый затылок и добавил. – Надо торопиться.

      - Да, действительно, надо спешить, – сказал Цыц, вставая из-за стола. – Я только что доложил об этой новости Рафату и он приказал нам немедленно отправляться в Египет. А то, может быть, слишком поздно и отступники доберутся до цилиндра первыми. У них тоже есть люди, которые умеют читать. Поедем все. Аш, Иерофонт, Марципана, Хонтей я и Зерг, – и он внимательно оглядел собравшихся, – билеты до Анкары уже заказаны, визы готовы. В Египте нас будут ждать наши товарищи по Ундра. Они помогут нам….

      - Один вопрос профессору! – перебил его Вася. – Кто этот Йохан, или как там его?

Иерофонт задумался на секунду, потер подбородок, а потом ответил:

      - Йоханабилькавариуэльдар с атлантийского буквально переводится как «тот-кто-наблюдает». Честно говоря, нам пока не известно, кто это такой.

Вася пожал плечами. Ну и ладно!

     Ладно, то ладно, но тут вдруг началось такое… Неожиданно в коридоре послышались крики, все замерли, прислушиваясь к шуму. Вслед затем в кабинет Цыца вломился здоровый мужик в черном. Василий его узнал. Это был один из тех охранников, которых он видел в хранилище, он был явно в состоянии сильного аффекта. Чуть отдышавшись, охранник произнес.

      - На нас напали. Отступники. Целая армия. Мы их долго не сдержим.

      - Где они? – спросил Цыц. На его пухлой физиономии отчетливо читался испуг.

      - Уже во дворе, сейчас пытаются взорвать дверь. Наши ребята из парка пробуют их оттуда выкурить, но нас слишком мало.

      - Они же так никогда не действовали, – кричал зам. Магистра, нервно шагая по кабинету. – Такого еще не было.

     Но тут на первый план вышел молчаливый старикашка. В то время как все испугано прислушивались к тревожным звукам, доносящимся из соседней комнаты, он достал из своего портфеля два пистолета ПМ и кинул их Марципане и Ашу, а сам вытащил ППШ и пару ручных гранат. Отбросив портфель в сторону, и спрятав гранаты в карманах пиджака, он громко, но спокойно сказал:

      - Хватайте цилиндр. Будем уходить по туннелю.

     Похоже, первым его услышал Василий. Он подскочил к столу и сунул цилиндр в карман. Цыц, который от страха видно совсем потерял волю, только согласно кивнул.

      - У кого билеты и визы? – спросил Хонтей.

      - У меня, – отозвался Аш.

      - Хорошо! Раздай их каждому.

Аш выполнил.

     Но больше им мешкать не дали. В соседней комнате уже вовсю шел бой и вскоре он должен был переместится сюда. В кабинет ворвались двое охранников, один из которых был ранен в ногу, но, видимо, раны своей не замечал, полностью поглощенный сражением. Охранники заняли оборону возле двери, завалив проход столами и стеллажами, и начали отстреливаться. Вскоре к ним сместились еще четверо. Операторская комната была полностью сдана. Марципана и Аш, а в большей степени безумно прыткий для своих преклонных лет Хонтей, помогали обороняющимся, стреляя в дверной проем. Цыц и Иерофант вообще куда-то исчезли. Вася же забился в угол и старался оттуда не высовываться. Лишь однажды он выглянул, для того, что бы посмотреть на врага, и тут же увидел знакомое лицо.

      - Ты видела ту бабу в черной куртке? – спросил Василий у Марципаны, пригибаясь от выстрелов. –  Она пыталась убить нас с Иннокентием на раскопках.

      - Где?

      - Потом расскажу, – Василий осторожно выглянул из-за стеллажа. Со всех сторон рвались куски штукатурки, сбитые пулями, горели картонные коробки, гремели выстрелы – по большей части короткие очереди. Василий нырнул обратно в укрытие.

      - Здесь нам хана, – сказал он Марципане, пытаясь перекричать грохот.

      Неожиданно выстрелы со стороны отступников стихли. Охранники- хранители насторожились и тоже прекратили стрельбу. И через пару минут странной и нервозной тишины враги бросили оружие, схватились за голову и попадали на пол. Их лица были искажены гримасой нестерпимой боли.

      - Что случилось? – тихо спросил Василий Марципану.

      - Понятия не имею, – ответила она.

      - Мелькарт, – коротко сказал Хонтей.

      - Мелькарт? Сам? – ахнула Марципана.

     Тут позади них распахнулась дверь, и из загадочной соседней комнаты вышел Иерофант в сопровождении очень высокого человека, облаченного в черный шелковый костюм и плащ. Насколько незнакомец был высок, понять было трудно, но очевидно он запросто смог бы не прыгая положить баскетбольный мяч в корзину.

      - Туннель готов, – сразу сказал Иерофант. – Идем. Мелькарт уничтожит базу, если будет ясно, что мы проиграли.

     Аш и Марципана подняли на ноги Василия, и Хонтей отошел на зад, перезаряжая оружие. А тем временем черный незнакомец смело перешагнул баррикады и медленно, даже плавно, будто плывя по воздуху, направился в операторскую. Василий, изумленный его поведением, посмотрел ему вслед. Он увидел, что охранники, только что мучающиеся от боли пришли в себя и, сидя на полу, трясли головами, а посреди соседнего зала стоял странный человек в красном, в полтора человеческого роста и с большим черным посохом в правой руке. Он был как отражение Мелькарта в рубиновом зеркале.

      - Ух, мать вашу, теперь нам тут уж точно делать нечего, – прошептал Хонтей, хватая Василия за руку и буквально волоча его за дверь, где только что скрылись Аш и Марципана в сопровождении китайца. Загадочная соседняя комната оказалась просто небольшой каморкой, в которой из-за спешки Василий ничего не смог углядеть. Во время отступления Василий спросил Хонтея, который все еще продолжал держать его за руку:

      - А что это за человек в черном?

      - Мелькарт – наш ментальный мастер, – ответил Хонтей.

      - А тот второй в красном?

      - Молох! Нашла коса на камень!

      Далее они выбежали в небольшой узкий коридор, который закончился лестницей ведущей еще глубже под землю. Спустившись по лестнице, они оказались в довольно широком зале, однако, с низкими потолками и без источников света. Хантей откуда-то выкопал несколько фонариков и раздал их товарищам. При их тусклом свете стало ясно, что выкопал он их из стоящих повсюду ящиков, заваленных всяким барахлом. Из залы в темноту уходил тоннель, высотой чуть больше роста Василия.

- Бегом, нельзя медлить, - подгонял всех Аш. – Сейчас все взорвется.

   Не говоря больше не слова, все бросились бежать по тоннелю, думая в основном лишь о том, как бы не упасть.

      - А что будет с остальными? – спросил Вася минут через десять их бега.

      - Они выполняют свой долг, – запыхавшимся голосом отозвался Цыц.

      - А что это за ментальный мастер такой, кто-нибудь может мне объяснить?

      - Если бы кто-нибудь из нас знал! – говорил все тот же Цыц. – Это необычный народ. Они имеют дар действовать на мозг окружающих так, как им это заблагорассудится…. – но его повествование прервал звук взрыва. Взрыв прозвучал вдалеке и оповестил об уничтожении базы и всех, кто в ней находился. Все непроизвольно остановились и простояли несколько минут в абсолютном молчании, и только после значительной паузы Цыц прервал его и продолжил свою мысль:

      - Ментальных мастеров к нам направляют из Центра. Они являются нашими главными защитниками.

      - Но так же учителями, лекарями, наставниками, – добавила Марципана.

      - Гуру, – подхватил Хонтей.

      - А вам не кажется, что у них несколько ненормальный рост? – высказался наш герой.

      - Да, в них все загадка, – согласился Хонтей, который сидел около Васи.

      - Ладно, нам надо идти, – стал вновь торопить их Аш. – Теперь пойдем пешком.

      - А далеко еще? – спросил Вася.

      - Я так думаю, что не больше пары километров. Все-таки мы пробежали довольно много.

      Компания медленно побрела по тоннелю, все дальше удаляясь от уничтоженной Алькадрой базы. Впереди шел Хонтей, освещая дорогу фонариком. За ним Цыц и Иерофант, далее Василий и Марципана. Процессию замыкал Аш. Туннелем, видимо, редко пользовались, и он был не в лучшем состоянии. Откуда-то сверху постоянно капала воды, от чего дорогу местами преграждали широкие темные лужи. Стены были покрыты плесенью, а местами под ногами раздавался крысиный писк. Заслышав этот писк, Марципана все время почти вплотную прижималась к Василию, от чего эти мерзкие грызуны уже не казались ему столь противными. Как странно, что такая сильная и отважная дама, смело стрелявшая по врагам, не убоявшись их пуль, чуть ли не подпрыгивала при виде столь незначительных тварей. Когда она прижималась к Васе своим бедром, у того вдруг по телу проходила дрожь и начинала кружиться голова. В голове сразу начинали роиться грязные мыслишки, никак не подходящие джентльмену.

     Где-то через час, когда батарейки в фонариках уже практически исчерпали свой ресурс, они подошли к выходу. Туннель начал подниматься и закончился небольшой деревянной дверью. Дверь оказалась не заперта и через нее компания проникла в небольшое помещение, которое на поверку оказалось гаражом. Когда Цыц открыл гараж и вся компания вышла наружу, зам. Магистра, должно быть полностью оправившийся от потрясения, стал раздавать указания:

      - Даю вам два часа на сборы. Рейс у нас в час дня, так что поспешите. Билеты и визы у вас есть. Хонтей, поедешь с Зергом в Купчино, проследишь, чтобы с ним и цилиндром ничего не случилось. Все, расходимся. Встретимся в Пулково. – После чего он открыл еще один гараж, находящийся по соседству с данным, и выехал оттуда на каком-то импортном седане, марку Василий рассмотреть не успел. Усадив в машину Иерофонта, он ничего не добавляя уехал.

     Потом Хонтей проделал тоже самое, но уже с другим гаражом, где тоже – о чудо! – оказался новый «Рено». К себе он посадил всех оставшихся, однако  Мариципану и Аша высадил у какого-то метро, оставив в машине одного Василия. До Купчино добрались без каких либо приключений, если не считать приключением штраф за превышение скорости.

     Собирался наш герой не долго, взял с собой документы, несколько комплектов нижнего белья, джинсы, пару рубашек, костюм и зачем-то смокинг. Хонтею, видно, вообще ничего не было нужно, ему вполне хватало его аскетического костюма, да самого себя. Копаясь в вещах, Василий нашел брелок с «инь» и «янь», который он в первый день куда-то выложил, а потом о нем благополучно забыл. «Чем черт не шутит, вдруг где пригодится» – подумал наш предусмотрительный герой и сунул его в карман. Уложив вещи в чемодан, Вася вдруг вспомнил о главном.

      - А как цилиндр паковать будем? – спросил он Хонтея.

      - Сунь в чемодан, все равно его сканеры не заметят, – ответил тот.

      - Не заметят?!

      - На таможне будут наши люди!

     Через час они были в аэропорту. Там все уже были в сборе: как всегда нервничающий Цыц, как всегда прекрасная Марципана, о чем-то думающий Иерофант и Аш с отсутствующим выражением лица. Самолет вылетел ровно в 13:00.

Эпилог.

     Каким-то мистическим выдался этот майский вечер… (история с бутылкой,  ИТ и Петровичем).

     Примечание автора. В этом месте должна была следовать замечательная и поучительная история о…. Впрочем, к несчастью написание этой восхитительной истории столь долго откладывалось авторами, что ее суть была, в конце концов, позабыта и от прекрасного замысла, как нередко случается со многими прекрасными замыслами, остались одни воспоминания. Но все же для того, чтобы подчеркнуть, что в данном произведении все же была сделана попытка рассказать что-то стоящее, а так же для некоего оправдания авторами самих себя, этот абзац и был сохранен в произведении. Если все же кого-то сильно заинтересует, что за рассказ имеется ввиду, то этот кто-то должен будет выслать одному из авторов этой книги три  сотни долларов  в наличных рублях по текущему курсу ММВБ, дабы память автора начала работать и извлекла из своих залежей все, что было старательно ин нее утерто, будь то намеренно или нет….

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Пролог 1 части.

     Ту-134 Российских авиалиний не спеша вырулил на взлетную полосу аэропорта Пулково-2 и, набрав скорость, оторвался от земли. Первый пилот – высокий седовласый мужчина, все видом своим напоминающий Лесли Нильсена – сидел в своем кресле и молча тянул на себя штурвал. Самолет набирал высоту. За иллюминаторами проплывал небольшой лесок, пересеченный ровно напополам узкой, извивающейся речушкой. Второй пилот наблюдал открывшуюся панораму и сосал карамельку.

   – Краси…, ик,…во – поморщился он.

   – Да, в этом что-то есть, – подтвердил первый пилот, все еще не отпуская штурвал.

   – Ну, что переводим на автопилот? – повернулся к нему напарник.

   – Да здравствуют советские автопилоты – самые умелые ассы во всем поднебесье, – ответил первый пилот, и начал шаманить над приборной доской.

   – Ты знаешь, а мы, по-моему, забыли обратиться к пассажирам, – вдруг встрепенулся его коллега.

   – Действительно. Это уже не первый раз со мной такое. Массовый склероз. Ладно, давай говори, сегодня твоя очередь.

   – Ну, моя так моя. Включай, – второй пилот напялил шлемофон.

   Капитан щелкнул каким-то тумблером, включая громкую связь, и кивнул головой. Сам же повернулся к штурвалу, скрестил руки на груди, и принялся наблюдать за показанием датчиков. Самолет плавно вошел в облака. Стекла иллюминаторов покрылись мокрой пленкой, создавалось ощущение, что самолет не летит, а плывет по какой-то мутной реке.

   – Здравствуйте, уважаемые господа пассажиры, – тем временем начал второй пилот, с улыбкой на лице. – С вами говорит командир самолета. Наш экипаж рад приветствовать вас на борту комфортабельного авиалайнера Ту-134 компании «Аэрофлот». Наш самолет выполняет рейс Санкт-Петербург – Анкара. Полет будет проходить на высоте одиннадцать тысяч метров над уровнем моря и продлиться четыре часа...

   Первый пилот тем временем снова чего-то щелкнул. Самолет вынырнул из мутной реки облаков и стряхнул с себя остатки влаги. Поднявшись чуть выше, он оказался прямо над пушистым белым ковром, и будто плыл по нему, иногда разрезая крылом его эфемерное естество. Вокруг, куда не взгляни, открывалась восхитительная панорама. Причудливо извивающиеся, будто взбитые каким-то гигантским миксером кучевые облака создавали впечатление истинно райского пейзажа, как будто самолет мгновенно перенесся в иной, лучший в том смысле, в котором его обычно понимают, мир. Совершенно белое, пронзительно яркое солнце, разбивалось множеством лучей об иллюминаторы самолета. Казалось что из этого белоснежного сверкающего великолепия справа или слева, а может быть и прямо по курсу вот-вот вынырнет какой-нибудь божественный посланник – архангел, с громадными пуховыми крыльями и в белом, вышитом золотом саване и перед пассажирами предстанет во всем своем великолепии предначальный Парадиз.

   Погода для полета была отменная. По сводкам синоптиков на всем протяжении пути не прогнозировалось ничего плохого. Оставалось довериться автопилоту и подождать несколько часов. Первый пилот, назовем его Леня, отдал управление второму пилоту, назовем его Саня, и вышел до ветру. Пауза. Еще пауза.

   И вот что-то случилось с нашим авиатором Саней. Но что же это, почему он изменился в лице? Почему его добрая дотоле улыбка обернулась в дьявольский оскал? Почему солнечный свет его глаз превратился в волчий блеск? Что случилось? Почему его мягкая, с южным оттенком речь, превратилась в неестественный сардонический смех? Чудовищное изменение, произошедшее со вторым пилотом, если б кто-то находился сейчас рядом с ним, могло бы показаться столь ужасающим и столь вероломным, что всякий, знавший Саню, не признал бы его в эту минуту. Прежний ангел стал дьяволом, и что было на уме у этого дьявола, не мог знать никто, как никто не знает всех путей Лорда Тьмы. Но мы-то понимаем, что Саня глубоко несчастливый человек, что вся его жизнь – это клубок дурных воспоминаний о дурных людях и дурных делах. Мы-то с вами знаем, что горячо любимая им супруга, изменила ему недавно с его лучшим другом, что его финансовые дела оставляют желать лучшего и он на грани разорения и конфискации имущества за невыплаченные долги, что неделю назад умер его отец, и никто кроме сына не пришел на его могилу. Измученный человек ищет спасения во тьме, не найдя его у света, душа его прячется там от новых ударов судьбы. Это обычная защитная реакция психики на душевные пытки, ведущие либо к святости, либо к пустоте. Но было и еще что-то, то, что скрыто от наших душ, то, о чем не способен судить человек, мир которого не шире области видимости его глаз и разум которого никогда не соприкасался с бездной….

   Но тут вошел Леня. Сначала показалась его белая голова, а затем оставшаяся часть Лесли Нильсона. Из-за высокого роста капитану приходилось все время нагибаться, когда тот проходил в дверь. Тут же злобная маска, миг назад столь испугавшая обоих авторов этого манускрипта, исчезла с лица Сани, и вновь благостная улыбка засияла на его лице, и уже невозможно было сказать имело ли место это изменение в действительности или случилась одна из тех странных иллюзий, что иногда посещают человека, поднявшегося так высоко.

   – Пойду и я выйду, – сказал второй пилот и развернулся в кресле на 180 градусов.

   Леня печально поглядел в иллюминатор:

   – Да-а-а, – протянул он, достал из стоящего рядом пакета толстый глянцевый журнал о компьютерах, открыл первую попавшуюся статью и принялся читать. Но спокойно насладиться чтивом ему не дали, в кабину вошла стюардесса Катя.

   – Ну как, все нормально? – поинтересовалась она, усаживаясь на место второго пилота.

   – Ничего пока проходит. А как нынче пассажиры?

   – Пассажиры нынче спокойные, – она подошла к пилоту, встала за его спиной и поцеловала его в макушку. – Мой пупсик!

   Катя была одной из тех женщин, которых берут в стюардессы исключительно за их внешние данные, и вообще, именно благодаря этому подобные дамы и преуспевают в этом мире. Ума у ней было не больше чем у героев фильма «Аэроплан». Поэтому она и приглянулась пилоту Лене. И дело здесь было даже не в том, что он любил пародии, а в некотором комплексе неполноценности, вынуждающем его искать себе подруг интеллектуально менее развитых, чем он сам. Но в этом правиле были и исключения. К тому же скрывать свои любовные авантюры для Лени было непререкаемым законом №1, так как таких «стюардесс» как Катя у него было много и в разных местах. Точнее их было пять. Как и морские волки, не любящие уходить далеко от причала, волки воздушные так же не любят покидать места стоянки своих двукрылых друзей, и поэтому вся их жизнь, дружба, любовь и пр. протекает в уютных залах, околовокзальных мотелях и забегаловках разнообразных аэропортов мира. Тоже самое касалось и женщин.

   Первую из его любовниц звали Май Лин, она жила в Сянгане в зажиточной семье рыботорговца. Работала прекрасная китаянка в аэропорту и управляла там одним из ресторанов китайской кухни. С ней Лене было проще всего. Май Лин никогда не в чем его не упрекала, ни о чем не просила, но при этом всегда была страстной, интересной любовницей. Однако языковой барьер, который между ними существовал (а говорили они в основном по-английски, который оба знали довольно плохо), не давал им полнокровно общаться и понимать друг друга в полной мере – хотя, возможно, это было и к лучшему. В любом случае даже в моменты наибольшей близости Май Лин всегда оставалась его молчаливой восточной загадкой.

   Вторую звали Моника, Моника Строцци. Поговаривали, что она относилась к тому самому знаменитому дворянскому роду Строцци, что много веков назад чуть было не взошел на итальянский престол. Она была самой настоящей аристократкой, богатой предпринимательницей, которая занималась поставками таможенного оборудования, канцелярских и других товаров для нужд римского аэропорта. Как так произошло, что обычный российский пилот, не выдающегося телосложения, совсем не привлекательный ни с физической, ни с других точек зрения сумел увлечь эту утонченную даму, было непонятно никому: ни ей, ни ему, ни тем кто был в курсе. Видимо для Моники, чей род давно оскудел на сильных и решительных мужчин, появление Лени давало возможность испытать на себе, что такое настоящая животная, варварская страсть. Она замечательно говорила по-русски, так как ее мама была дочерью российского дворянина, сбежавшего из России в Революцию. Моника была самой страстной любовницей из всех.

   Третью звали Ксюша Никоннен. Она была единственной из любовниц Лени, кто не имел никакого отношения к авиации и вообще всегда боялась летать. Однако познакомились они в самолете, будучи оба пассажирами одного рейса. Она жила в Амстердаме, на набережной одного из многочисленный живописных каналов этого замечательного города. Будучи по своему происхождению белорусской она когда-то эмигрировала в Германию, вышла замуж за финна Томаса Никоннена, подданного королевства Нидерландов и переехала с ним в Голландию, где через пару лет овдовела. Но вдова эта была самая что ни на есть развеселая. Благодаря ей Амстердам для Лени стал вторым домом, местом где он отдыхал душой от тягостных будней этой суетливой жизни. В компании с Ксюхой, все понимающей, мудрой как Клеопатра женщиной с косяком раскуренным на двоих на черепичной крыше, под веселую уличную музыку голландской столицы он начинал смотреть на мир как на что-то невыразимо прекрасное, на дар, потрясающую возможность его познать, принять и раствориться в нем. Это были минуты истинного счастья.

   Четвертая любовница звалась Мария Родригес. Она была испанкой, жившей в Нью-Йорке. Когда он ей звонил, чтобы назначить встречу, всегда говорил "Здравствуй, Маша, я – Дубровский!". Она по-русски не понимала не слова, но все равно сразу его узнавала – кто же еще в Нью-Йорке может такое ляпнуть в телефон. Говорили они по-испански, которым Леня владел в совершенстве. Звал он ее, конечно, Маша. Ей тогда казалось, что нет прекрасней языка, чем русский. Мария была секретарем и работала на таможне. Добрейший человек из всех, кого Леня когда либо встречал, она держала у себя трех кошек и двух собак, одну из которых ей подарил Леня. Пса звали Гусь. Прочему? Не спрашивайте! Она была испанкой, будучи во втором поколение американкой, и ее горячая каталонская кровь охлаждалась прохладным ветром Атлантики – так что в целом ее характер был достаточно спокойным. С ней было хорошо и мирно, как дома.

   Пятая, ясное дело, была Катя – питерская тигрица, самая несносная и самая любимая из всех. Так что, если бы его спросили, на ком он хотел бы жениться, он, конечно, стал бы возражать от такого предложения, но если бы и призадумался, то только в отношении нее. Самым главным недостатком Кати было то, что, как и практически все русские женщины, она не признавала никакой конкуренции на право обладания своим мужчиной. Если бы всем любовницам Лени стало известно о его шашнях, то Май Лин бы просто кивнула и ничего не сказала, Моника бы обозвала его «кобелем», но ее бы это не сильно огорчило, Ксюше это было бы абсолютно безразлично – у нее, пожалуй, любовников было и того побольше, а Маша и так до всего догадывалась, и лишь одна Катя, должно быть, выцарапала бы ему глаза. Именно поэтому он не хотел чтобы их отношения заходили слишком далеко.

   – Как там в отношении террористов? – спросил Леня свою любовницу после некоторой паузы. – Каких-нибудь подозрительных личностей не видно. А то как бахнемся с десяти тысяч метров в Черное море….

   – Не шути так, – надула губки Катерина. – И так страшно стало жить.

   – Что да, то да. Не люблю я эти длительные перелеты, пока летишь на автопилоте делать совершенно не чего.

   – Зато есть время подумать.

   – Думать? О чем? – равнодушно пожал плечами Леня.

   – Например, обо мне. О нас.

   – Да уж. Если я буду о тебе все время думать, то мы точно бахнемся. Ты, лучше, вон чего, сделай-ка ты нам чаю, если не трудно. А то чего-то глаза слипаются.

   – ОК. Что за проблема! Сейчас сделаю.

   Она удалилась. Леня снова остался в рубке один и снова открыл свой журнал. Но вместо того, чтобы предаться любимому занятию, он тупо уставился в первое предложение – дальше него чтение, почему-то, не продвигалось. Пробежав по нему глазами три раза и не поняв ни слова – а, вернее, слова-то он понимал, но в логическую смысловую конструкцию они не складывались – он это дело бросил и стал размышлять. О чем, спросите вы?

       Да ни о чем…

       Хотя, возможно, и обо всем….

       А, может быть, и ни о чем и обо всем одновременно….

   Добрый господин, читающий эту книгу, сеньор, милорд, бвана, попытайся въехать в эту сентенцию, если это вообще возможно. Не въехавший, да не наедет! Капитан думал о чем-то частном, проецируя его на все существующее и несуществующее, однако осознавая, что он не думает ни о чем вне самого себя – то есть постигает бытие в себе, равно как и бытие вне себя. Милый читатель, гер бвана, зацени эту фразу более чем в восемь слов,1 и да приимет она должную форму в твоем могучем сознании. Нашему Лене было плевать на весь мир, ему было наплевать на то, что кто-то сардонически смеется, на то, что написано в открытом у него в руках журнале, на погоду в Турции, на добро и зло. Он не покорился этой жизни, его карма не была прямой как железнодорожная рельса на станции Мартышкино. Но в этом пофигизме не было пустоты – был старый добрый рационализм. Его не устраивал мир, но он не хотел его переделывать – он достиг в этом равновесия. Никто не может быть адептом света, так как свет это лишь электромагнитное излучение. Никто не может быть адептом тьмы, так как тьма – это лишь отсутствие электромагнитного излучения. Энергетически тьма беззащитна перед светом. Мы все аватары2 одного всеобщего разума, и болен этот разум или в порядке – судить не нам!!!! Что бы ты ни думал, но делая зло себе, ты делаешь зло другому. Когда ты бьешь кого-то по одной щеке, то бьешь тем самым себя по другой. Делая другим благо – делаешь благо себе, и наоборот. Так мыслил капитан Леня.

   Тем временем вернулся Саня. Он молча проследовал к своему креслу и разом на него плюхнулся.

   - Что хорошего пишут? – поинтересовался он у Лени, увидев, что тот держит в руках журнал.

   - Не знаю, я еще не начал читать. Не дают. А вот ответь-ка ты мне на такой вопрос. Как мой образ вяжется с внешностью Лесли Нильсона?

   - ?

   - Ты знаешь, если бы широкому кругу российских граждан это имя говорило о внешности, то быть тебе Денни Де Вито. Сейчас Катюха чай принесет.

   - Чай – это хорошо, - улыбнулся Саня. – Чай – это очень хорошо. А что про погоду в Турции говорят?

   - Какая там может быть летом погода? Жара! А представляешь как сейчас где-нибудь в пустыне Сахара?

   - Да. А помнишь в прошлый рейс, мы там в салоне такого забавного старичка-китайца видели. Я думал такие только в голливудских фильмах встречаются. Просто клоун. Как думаешь он действительно такой или это он публику эпатирует?

   - Сам ты клоун. Люди живут так как им это нравиться. Глупо напрягаться от мыслей что какой-то пилот на каком-то гребаном самолете подумает плохо о твоих башмаках. Надо чтобы в первую очередь тебе было удобно. Если твоя одежда не приносит физического вреда людям – а такое тоже бывает – то и бог с ним – носи. Лишь бы чувствовал себя в своей тарелке.

   - Зря ты меня клоуном называешь. Клоуну бы самолет не доверили. В человеческом обществе давно сложились свои правила игры и соблюдать их или нет – это уже не твой выбор. Ты можешь только принять мнение большинства. Если ты эти стереотипы не принимаешь, ты становишься изгоем – а это, я тебе скажу не самое веселое. Отщепенец в обществе погибает, ему никто не протянет руку в трудную минуту, никто не поможет. Вот представь себе обычного человека, какого-нибудь обыкновенного российского гражданина, инженера там или учителя. Если у него будет выбор он кого будет спасать тонущего бомжа или тонущего подобного ему инженера или учителя. Не ошибусь если поставлю на последний вариант. Спасет он подобного себе. С инженером как-то проще – знаешь чего от него ожидать. А с Бомжом? Вытащишь его из воды, а он тебя еще и ножом пырнет. А по жизни с ними как – кинешь ему пару монет, если попросит, и то для того, чтобы отделаться и не чувствовать себя неудобно в копании с собственной совестью. Но близко к себе его все равно подпускать не станешь.

  - Ну, знаешь. Тогда и монеты лучше не кидать. Не знаешь, к чему это приведет. Ведь ты можешь тем самым или человека от голода спасти или убить, возьмет он эти твои деньги, купит себе на них дрянной водки, напьется, уснет в сугробе и околеет.

  - И знаешь ли, никто его из сугроба-то не вытащит. Будут смотреть, что человек гибнет, но помогать никто не станет.

  - Ну ты за всех не говори.

  - Да что там. Если кто и побеспокоится, то максимум что они сделают – это милицию или скорую вызовут. А те приедут – тоже самое! Наше общество за тысячелетия сильно не изменилось. Как были брахманы, кшатрии, вайшьи, да шудры,3 так и остались, только дифференциация происходит не по наследственному признаку, а по финансовым возможностям.

  - Но ведь никто тебе палки в колеса не тычет. Каждый человек по большому счету рождается в равных условиях. У него две руки, две ноги, голова тоже есть. При желании можно из одной варны4 в другую скакнуть.

  - Ой, да смеши ты меня. «Скакнуть». Кто тебе даст? Если родители твои - алкоголики-тунеядцы, живешь ты в коммунальном клоповнике в таком районе, что без ножа на улицу и не выйдешь, если все твое образование, что тебе предоставило наше «гуманное» государство – и то, только чтобы от тебя отделаться или где-то у себя поставить какую-то галочку – это пара классов начальной школы в группе с малолетними преступниками и учителями-неудачниками, – то на что ты, по большому счету, можешь рассчитывать, куда ты скакнешь? Я же тебе говорю есть конкретные выработанные схемы во всем. Человек не может быть без этих схем. Я не говорю, конечно, что все в его жизни состоит из них. Но представь, ты встаешь утром, моешься, чистишь зубы, ешь бутерброд, пьешь кофе… – это выработанная привычка, последовательность действий, над которыми ты не задумываешься, но без которых жить не сможешь. Одни, следуя этим правилам родятся в какой-нибудь вот дыре, садятся на иглу, получают срок по малолетке и в их жизни уже все предрешено, другие из богатых семей, избалованные маменькины сынки учатся в платных школах, престижных вузах, женятся на фригидных сучках из того же круга и умирают на шелковых простынях на собственной вилле. И те и другие несвободны в своем выборе.

  - Нет, но есть ведь и нормальные, среднестатистические граждане…

  - Есть, не спорю. Но им еще хуже. Если первые и вторые имеют хоть какую-то свободу воли – первые – из-за того, что им нечего терять и у них в кармане большой пистолет, вторые – из-за того, что у них есть деньги. А те, что посередине, те самые, на ком зиждется покой всего государства, вот они то самые настоящие рабы, люди, которые не могут выбраться из рамок собственных обязательств. Сначала, когда они учатся, за них платят родители: за школу, за колледж. И им приходиться учиться, ведь на них тратится столько любви и сил – первое обязательство. Потом они сами поступают на работу. Чтобы ее не потерять и в срок выплачивать ренту за свое имущество: дом, машину, любимую стереосистему, они стараются превратиться в идеальных служащих, тихих и расторопных – второе обязательство. И, наконец, у них появляются семья, дети. Это третье обязательство. В силу того, что они не имеют больших средств, чтобы вылезти из-под этого хомута, и в силу того, что они имеют моральные обязательства перед людьми, окружающими их, они и не могут быть свободны.

  - Но есть и исключения…

  - И этого всегда трагедия.

  - Ну, почему. Не всегда.

  - Да. Есть некоторые исключения. Но эти исключения единичны и скорее подтверждают правила.

   Наступила тишина. Каждый думал о своем. Наконец, Леня нагнулся над панелью и принялся сверять показания приборов.

  - А ты знаешь, что ты это я? – вдруг спросил первый пилот.

  - То есть? Обоснуй, – удивился Саня.

  - Ну в смысле, ты часть всеобщего разума и я его часть. А все вместе этот разум и представляют. И ты, и я, и те самые бомж с инженером, которых ты утопить хотел, все. Но так как разум разделился и та часть, которая ты, развивается пока отдельно от той части, которая я, то я не мыслю вместе с тобой одно. Так что нет миллиардов самостоятельных личностей, а есть одна, которая все. (Все а не всё). И всё, кстати, тоже. Брамины5 зовут его Воплощенный и возможно они правы. А ты всего лишь аханкара - самосознающая часть Воплощенного. И может даже как в солипсизме; я (в смысле мы) живу в мире, который является порождением моего (нашего) сознания. Давай менять тему.

  Как раз в этот момент вошла стюардесса с подносом, на котором дымились три чашечки с чаем.

- Ху из ит? – прикололся Саня.

- Очень остроумно, - покачала головой стюардесса.

  Пилоты разобрали горячий напиток. Не смотря на то, что и так было довольно жарко, чай приятно обжигал горло и утолял жажду.

   – Лень, у нас там бутерброды для пассажиров есть. Ты говоришь не ел сегодня. Давай тебе принесу, - предложил Катя.

   – О, спасибо большое, - ответил первый пилот, сделав очередной глоток чая. – Давай только попозже чуть-чуть. Хорошо?

   – ОК. О чем вопрос? – употребила свое любимое выражение молодая стюардесса. – Пойду, посмотрю, как там в салоне.

   – Сейчас прилетим в Турцию и пойдем пиво пить, - мечтательно сказал первый пилот.

   – Не-а, пиво в Турции полный отстой, - возразил его напарник, нажимая на пульт дистанционного управления….

  Во всемирном информационном хаосе робкой флуктуацией пробежало сообщение о крушении над водами Черного моря российского лайнера ТУ-154. Причиной бедствия был назван террористический акт….

1 Существует теория, что человек не может запомнить и осознать сходу логическую конструкцию состоящую более, чем из 8 слов.

2 Аватар – воплощение.

3 Индийские касты (варны).

4 Варны – более правильное название того, что обычно называют «каста».

5 Брамины – каста жрецов.

Глава 10. It’s Magic!

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг  все,  что  можно  было

постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг,  и,

конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но я не преступник и  не  убийца...

Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все

бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.»

(Маркиз де Сад).

      За окошком была темная летняя ночь. Во дворе было тихо и спокойно. Лишь шумел крупный ливень, выбивая о водосточную трубу и жестяные карнизы свою частую хаотичную дробь. Струи воды растекались по стеклу, вступая меж собою в борьбу и сливаясь воедино. Сквозь них пробивались скупые огни улицы, и весь мир представлялся эдаким искаженным живым рисунком или своеобразной непрерывной последовательностью картин какого-то неведомого художника-импрессиониста. В тесной комнате было прохладно и сыро. Постель, казалось, была пропитана влагой и оттого пребывать в ней было крайне неприятно. Из-за противного холода невозможно было заснуть. Василий лежал на спине с открытыми глазами и тупо смотрел в потолок. Узкая железная кровать под ним была стара как египетский Сфинкс. При этом она была очень высока с высокими решетчатыми спинками, скрипучим сеточным матрасом и настолько жесткая, что любой поворот на ней вызывал боль и ломоту во всем теле. Вася завернулся в одеяло, голова его была погружена глубоко в подушку, что давало ему возможность хоть как-то согреться. По серому облупившемуся  потолку бегали тени, исходящие из окна. Как и свет, порождающий их, эти тени пребывали в постоянной метаморфозе, собираясь в разные замысловатые формы, коим безудержная фантазия придавала некую осмысленную завершенность, ассоциируя их с объектами реального мира. Кроме теней и жесткой кровати в комнате не было ничего! Любование игрой света на потолке для нашего героя было единственной забавой в пору столь тягостного для него бодрствования. Стук капель дождя являлся подходящим озвучением для всего этого, но его размеренность не вносила ничего в копилку утомления и сна.

      Вдруг внимание Василия было отвлечено, и его взгляд вот уже более часа, сосредоточенный на потолке сместился на дверь, ибо, как ни странно, дверная ручка незаметно, чуть слышно стала поворачиваться. Это было странно еще и потому, что движение это было столь тихим и столь робким, что, казалось, будто кто-то хотел проникнуть в комнату, не разбудив хозяина. Кто бы это мог быть кроме таинственного злоумышленника, прокравшегося сюда с целью поживиться вещами или деньгами ничего не подозревающего приезжего господина? Дверь стала медленно с неспешностью, на вид граничащей с призрачностью отворяться, и в темноте дверного проема привыкшие к полумраку глаза увидели тонкую фигуру, которая, оставаясь в тени, вплыла в комнату и встала у спинки кровати. Непрошеный посетитель, как ни странно не обратил никакого внимания на чемодан, лежащий у его ног и на вещи, весящие на гвозде. Злоумышленник просто продолжал бесшумно стоять у постели, видимо не подозревая, что лежащий на ней не спит. Это длилось около десяти минут, пока начинающий раздражаться всем этим Василий не пошевелился. Фигура метнулась в сторону и на миг встала в полосу света. Этого было достаточно, чтобы кое-что увидеть и понять, что в комнате находится женщина, при этом женщина наполовину нагая. Все ее одеяние составляли белые трусики, бюстгальтер и белые же в сеточку чулки.

      Все это сильно заинтриговало Василия и он решил «проснуться».

      - Кхе-кхе, – произнес он вкрадчиво, чтобы не спугнуть прекрасное видение. Но видение напротив не исчезло, а приблизилось к нашему герою. Незнакомка сделала медленный шаг вправо, потом влево, будто колышась на сквозняке, а затем снова вошла в полосу света и на секунду застыла так, чтобы Василий мог полностью насладиться представшим перед ним зрелищем. Картина было прелестная. Дама была высока и стройна, с широкими волнующими бедрами и красивой чуть вздернутой грудью, ее бело-голубая кожа блестела в лунном свете, и застывшая она была похожа на фарфоровую статуэтку, выполненную каким-то давно забытым великим мастером. А может быть этим мастером был сам господь бог, или один из пантеона богов, эдакий печальный романтичный покровитель любви, не тот инфантильный малыш – порождение педорастичной древнегреческой культуры, коего так любили изображать на древних картинах фламандские и итальянские живописцы, а серьезный, «взрослый» бог любви, какой-нибудь Кама, или что-то вроде этого. В любом случае создание это было, по-видимому, пределом его искусства!

      «Но не могло же быть так, что это существо создано из той же плоти и крови, из чего сотворено все сущее в этом мире, и дышало бы тем же воздухом, каким дышат все плотские твари, бренные под этим небом! – подумал Вася». Само появление, само, кажущееся эфемерным, естество этого создания говорила об обратном. Если бы не изумительное благоухание, которое поселилось в комнате по сошествии этого ангела в душную клеть комнаты, то можно было бы подумать, что нашего героя потревожил какой-то призрак – воздушный, невидимый при солнечном свете, фантасмагорический дух, прекрасный и божественный, посещающий в полночный час тех усталых странников, что не смыкают глаза, мучаясь всю ночь от тягостной бессонницы.

      - Кто вы, mon ange1? – прошептал Василий, бережно выдавливая каждое слово, чтобы ненароком не спугнуть чудное видение. – Если это сон, то, бесспорно, один из лучших снов, которые мне когда-либо приходилось видеть.

      - Это я! – сказала незнакомка. Когда же она нагнулась над изголовьем, и ее грудь прикоснулась к груди Василия, тот вздрогнул и поднял глаза.

      - Марципана! – вымолвил он. Девушка кивнула и приблизилась к Васе так близко, что ее волосы упали тому на лицо, а ее щека прикоснулась к его щеке.

      - Да, – промурлыкала она прямо ему в ухо. Через мгновение она уже лежала на нем.

      От возбуждения у Василия перехватило дыхание. В голове поселился туман, и все вокруг поплыло как от какого-то дурманящего зелья.

      - Сударыня, – сказал он, как можно искренне и страстно произнося эти слова. – С того дня, как нашим одиноким судьбам суждено было пересечься, с тех пор, как рок привел вас к тому, кто столько лет грезил этим мигом, с тех пор, как прекрасные воспоминания о вашем богоподобном образе поселились в моей недостойной этого голове, с тех самых счастливых, и по неумолимым законом  злого рока одновременно несчастных минут, все мои мысли, все мои робкие мечты посвящены вам. Вы перевернули мою жизнь. Вы будто ангел, отпущенный мне, чтобы сделать мою мрачную, серую, беспросветную жизнь вечным праздником полным радости и наслаждения. Я ваш раб, полный благоговейного восторга и подобострастия. Я жив вашим дыханием, я движим лишь той целью, которой вы меня одарили. Вы смеетесь, и я улыбаюсь. Вы плачете, и тень скорби пробегает по моему лицу. Вы для меня свет и тьма и все движение этого мира. Те несколько восхитительных дней, что я провел рядом с вами, бок о бок, в часы опасности и тревог, в редкие минуты отдыха и спокойствия, вы были моим верным спутником, и я был вашим верным другом, полным неугасаемой страсти и непреходящей любви….

      Марципана слушала пару минут, а потом снова опустила голову, потерлась носом о его грудь, вновь приподняла голову и, глядя ему прямо в глаза, произнесла:

      - С тобой все в порядке?

      - Да, моя богиня, – не унимался Василий, – я никогда еще не был столь счастлив, как…

      - Стой, – она закрыла его рот кончиками пальцев. – Раз ты такой – тогда получи! – и она буквально впилась губами в его губы. Таких долгих, сладострастных поцелуев Василий не испытывал никогда, даже с предоплатой в пятьсот долларов, даже в поганом голливудском кино про самую что ни наесть распрекрасную любовь он такого не видал. Она схватила его руки и прижала их к подушке. «Что-то будет!»  сказал себе наш герой. Озноб, который пару минут назад был единственным раздражителем, куда-то вдруг исчез и, наоборот, будто огонь разгорался где-то внутри его и дрожью расходился по всему телу.

      - Будь хорошим мальчиком, Зерг, – она расстегнула его рубашку – Зерг – как это эротично. Ты не находишь?

      Василий пожал плечами. Ничего эротичного в своем смехотворном прозвище он не находил. Но девушка была с ним не согласна.

      - А я, так вся горю, – произнесла она, потираясь о его живот своей грудью, от чего ее шелковый лифчик немного сполз.

      - Мадам, – начал опять Вася, глядя на ее голые соски.

      - Ты снова за свое, – улыбнулась Марципана и припала грудью прямо к его лицу, схватив и приподняв его руки. Василий решил, что тем самым она предлагает ему для ласк свое тело. Но только он хотел добраться языком до ее груди, как девушка приподнялась и с хитрой улыбкой вскочила с постели. Вася, обуреваемый страстью хотел метнуться за ней, но не смог. Обе его руки каким-то образом оказались прикованы к спинке кровати. Когда и главное как смогла почти голая негодница протащить в комнату наручники, наш герой понять не мог. Он вообще мало что понимал во всем этом, да и что-либо знать не желал. Ибо эмоции захлестнули его полностью, и контролировать их он уже не мог. Тем временем Марципана куда-то исчезла. Как призрак она метнулась в темную сторону комнаты, и черная непроглядная тьма поглотила ее, спеленав своим саваном. «Видение прекрасное, видение» – думал Вася, полностью обезволенный и обездвиженный. Что-то внутри него зашевелилось, затрепетало и родилось странная тревога о том, что он уже больше никогда вновь не увидит эту женщину. Но его сомнения были напрасны. Буквально через пару минут, показавшихся ему, конечно не вечностью, но уж, верно, половинкой вечности, она пришла опять. Она грациозно подошла к окну, загородив его собой, положила левую руку на пояс, а другую чуть приподняла. В правой руке у нее была какая-то палка, с которой что-то свисало. «Плеть!» – в голове Василия начало проясняться.

      - Ты негодный мальчишка! – сказала она мягко, но тем не менее с характерной холодной ноткой в голосе. – Кто сегодня вместо того, чтобы спасать мир, весь день проиграл в «Star Craft»? – она подошла ближе… – Кто у меня не хочет кушать суперматерию? – она стала стаскивать с него штаны… – Из-за кого вот уже несколько дней я не сплю по ночам? – она начала целовать его грудь, потом, живот, потом спустилась ниже и припала к его мужскому достоинству….

      - Упс, – произнес Василий и тут же получил удар плетью. Ласковая, мягкая, будто кошка Марципана, вдруг превратилась во взбешенную фурию.

      - Молчать, когда с тобой говорит твоя госпожа, – взвизгнула она и снова ударила Васю. Удар пришелся по животу в опасной близости от того самого места, которое мгновение назад было столь безжалостно обласкано. Удар был не сильный, и не слишком болезненный. Из-за него загорелась кожа, и по ней пробежали мурашки. Ясно было, что на месте удара некоторое время будет красный рубец. Василия тут же ударило в пот. Третий удар был еще «опасней» и сильнее прежнего. От него наш герой даже ойкнул. Марципана это заметила. Она тут же резко изменилась в лице, отбросила плеть и принялась целовать место удара. Она делала, это так нежно и так любяще, что воспоминание о «взбешенной фурии» как-то быстро улетучились и вообще они как-то не увязывались с тем, что Марципана представляла собой сейчас.

      - Подожди еще минутку, – сказала она, поднимаясь. – Тебе это должно понравиться, – и исчезла из комнаты.

      «Что она еще придумала?» – с некоторой робостью вопрошал себя Вася, лежа все еще прикованный к своей кровати. Тут он увидел огонь. Слабую сияющую точку в дальнем конце комнаты. Точка приближалась все ближе и ближе, освещая силуэт той, кто нес с собой ее желтый огонь. Девушка, абсолютно голая, подошла на середину комнаты и бросила в Василия сначала свой лифчик, потом трусики, а потом и чулки. «Что-то будет!» – прошептал дождь за окном и усилился, нагнетая напряжение в душе нашего героя и всех нас.

      - Теперь будет совсем горячо! – торжественно произнесла Марципана, подходя с зажженной свечой к изголовью кровати. Страстная и соблазнительная она теперь повелевала не только телом Василия, но и его измученным ей же самой разумом. Она стояла перед ним, голая, как Ева и прекрасная как Венера, обутая лишь в изящные туфли на высоких тонких шпильках – полноправная госпожа и хозяйка, перед коей хотелось упасть на колени и умолять позволения целовать ее каблуки. А свеча в ее руке стала потихоньку нагибаться, и раскаленный воск закапал на кожу Василия.

      - Нет! – вскрикнул Вася. – Не надо, – но она уже обливала воском себя, при этом постанывая, как в момент оргазма. Она снова нагнулась к Василию и поцеловала его в нос. Потом приблизила свечу, и наш герой сумел разглядеть ее лицо, на котором до этого из-за плохого освещения он мог различать лишь только некоторую мимику.

      - О нет! Ты! – удивленно закричал Василий, увидев знакомые черты. Но эти черты принадлежали не Марципане. Не девушке его мечты. Это была та самая зловредная дама-отступница, которая вот уже несколько дней преследовала его, пытаясь убить или сделать с ним что-то похуже. Например это – и в ее руках была уже не свеча, а какой-то сосуд, в котором Василий с ужасом опознал как-то украденную им из кабинета химии колбу с фосфорной кислотой. Исчезла и отступница. На ее месте оказалась Людьмила Степеновна, Васина школьная учительница, одетая в белый халат, запачканный в бурой крови. Она стала медленно нагибать свою колбу прямо над самым горячо любимым Васиным местом. Первая капля упала переливаясь в лунном свете…

      - Нет! – снова прокричал Василий…. и проснулся.

      ---

      Он лежал в палатке, укутанный с головой, в спальный мешок – ночью в пустыне было чертовски холодно. Рядом мирно посапывали остальные участники отряда – все кроме Хонтея. Сейчас была его очередь сторожить лагерь от случайных посетителей. Конечно, все это делалось не из-за реально существующей опасности (хотя и ее не следовало отметать), а просто для профилактики, на всякий случай. Потому Хонтей сидел снаружи с самого вечера и, похоже, что-то читал, об этом можно было судить по движению светового пятна, оставляемого его фонариком. Снаружи гудел ветер, швыряя потоки песка в брезентовую стену палатки. В пустыне все было спокойно.

      Дорога была пройдена довольно быстро. Сначала был перелет из Петербурга в Анкару, затем из Анкары в Каир, все это было проделано без перерывов и каких-либо задержек. На таможне никто их багаж не осматривал – он был оформлен как диппочта без всяких проволочек. В столице Египта их встретили братья по оружию, двое арабов, один из которых быстро исчез куда-то, а второй, Махмуд, отправился с ними дальше. В Каире они арендовали три джипа, наняли арабов-проводников, представившись археологической экспедицией, и отправились разыскивать англичан. Никаких приключений кроме острой диареи, случившейся намедни со всей группой, за этот отрезок времени не произошло.

      После увиденного сна, спать Василию больше не хотелось, и он вылез из палатки.

1 Мой ангел (франц.)

Глава 11. Desert strike.

«Мечтал дожить свой век в достатке,

Но у пиратов честь - неходовой товар,

Вам чек вручают в виде черной метки,

Шесть грамм свинца: вот весь ваш гонорар.

Всему виною деньги, деньги,-

Все зло от них, мне б век их не видать!

За мной пришли, спасибо за вниманье,-

Сейчас, должно быть, будут убивать.»

(Из м\ф «Остров Сокровищ»).

      Хонтей сидел в открытом джипе и водил лучом карманного фонарика по лежащей у него на коленях книге. Казалось, он был целиком поглощен чтением, однако, заслышав легкий шорох палатки, он резко обернулся, готовый ко всему. Узнав Василия, он расслабился и слегка улыбнулся. Вася выбрался из палатки и поежившись двинулся к джипу. Хонтей молча проследил за ним взглядом, и лишь когда Василий сел с ним рядом весело спросил:

   – Не спится?

   – Да, вот…, - ответил ему наш герой, плотнее заворачиваясь в свою куртку. – Я тут посижу?

   – Уже сел, – снова улыбнулся Хонтей. Была в этом пожилом мужике какая-то загадка, нечто мудрое  и таинственное в этих темный прищуренных глазах. При этом выглядел Хонтей всегда достаточно странно. Вся его одежда, да и весь его стиль (если такое вообще можно было назвать стилем) ему не соответствовали. Ему бы больше подошел смокинг и хорошая душистая трубка, плюс в довесок тросточка,  ну и прочие понтовые причиндалы. Но вместо этого странный старик наигранно горбился, зачем-то прищуривал глаза, хотя видел он прекрасно, судя по меткости, носил потрепанный, дурно сидящий на нем костюм из ужасной ткани и ужасного цвета, старые потертые ботинки и все время таскал с собой пошлый профессорский портфель, который заменял ему кобуру. Не странно ль все это!

   Взгляд Василия сам собой остановился на книге, лежавшей на коленях у Хонтея. Сначала он не понял, чем она так привлекла его внимание, однако через мгновение, пробудившееся сознание начало вести свою ассоциативную работу и извлекло с развалов памяти до боли знакомые воспоминания. Эпохальный труд Френка Герберта «Дюна» не был забыт в хаосе труднопостижимой действительности. К тому же ее столь "пустынная" тематика вполне соответствовала окружающей обстановке.

  - Ты знаешь, нам давно надо поговорить, – сказал Хонтей. – Как ты на это настроен?

  - Отчего ж не поговорить – поговорим! - ответил Василий, смекнув, что разговор, видимо будет серьезным.

  - Хорошо, - начал старик, извлекая из внутреннего кармана пиджака флягу. - Не нравиться мне это предприятие.

   Он глотнул и предложил Васе. Во фляге оказалась водка. Василия передернуло, зато заметно потеплело.

  –   Как-то все не так. Тебе не кажется?

  - Да что вообще так? – вымолвил Вася, встряхнув головой. – Все вообще не так!

  - Я не об этом, – нахмурился Хонтей. – Я конкретно об этом.

  - Конкретно об это…

  - Да, обо всем нашем предприятии. Вот гляди. Ты нашел цилиндр. Казалось бы вот - достигнута цель нашей древнейшей организации. Казалось бы, тебя торжественным парадом должны встречать армии Ундра. Но нет. Нет ничего. Никакой поддержки. То ли до этого цилиндра никому нет дела и нас водят за нос, то ли происходит что-то, о чем мы не знаем. Но полное впечатление, что всем это по барабану. Алькадра с ног сбилась в поисках тебя, а всем и это по фигу. Такое ощущение, что для нашей верхушки этот цилиндр ничего не значит. Хотя столько людей уже положили, а все равно поддержки никакой. Вот Кешу замочили. А ты знаешь каким парнем был Кеша? А как он ножи метал, десять из десяти.

  - Да, я видел, - мрачно согласился Василий.

  - А теперь смотри, - не замечая ремарки, продолжил Хонтей. – Нашелся второй цилиндр, это ведь сенсация почище первой, и что? Шесть человек отправились его искать! Из многотысячной организации, охватывающей большую часть мира. Шесть человек из России-матушки, да весь мир считает что Россия – это какие-то ебеня. Секешь! Эти цилиндры нужны, похоже, только Алькадре. Я нас понимаю, тысячу лет строить свою сеть без всяких цилиндров, и что с того, что его нашли? Необычно – да, но и только. Сдается мне, что нас просто слили. В противовес нам же действует Алькадра. Они очень активно занялись поисками устройства атлантов с первого же дня, как его нашли.

  - Со второго, - осторожно перебил его Василий.

  - Что? - сначала не понял Хонтей. - А ну со второго. Какая разница, главное очень активно. Они не бояться пострелять в центре города, обыскать пол деревни. И даже двинулись на нас войной. Им то он зачем? Не нравиться мне это все. Я думаю, что нас заманивают в ловушку.

  - Почему?

  - Ну как? Посуди сам, после массовой атаки на наш штаб они не предприняли ничего. Этот как затишье перед бурей!

  - Может они просто не знают где мы.

  - Может быть. Но я не думаю, скорее всего знают и чего-то ждут. Вот этого затишья я и боюсь. Поэтому у меня к тебе просьба, быть все время настороже и глядеть в оба. Далеко не всем в нашей компании я доверяю на все сто.

  - Думаете, среди нас есть предатель?

  - Не исключено, кто-то ведь навел отступников на нашу штаб-квартиру, – Хонтей тяжело вздохнул. В этот момент Васе показалось, что он несколько старше своих лет. – Хотя… Я могу и ошибаться.

  - А что цилиндр? – возразил ему Василий. – Как думаете, что они с ним сделают, если найдут?

  - Я легендам не шибко верю. Во вселенские катаклизмы тоже. Да и в атлантов не верю. Видел, конечно, странные вещи и людей странных повидал, но… Нет, не верю. Это, как коммунизм, все о нем знают, все к нему стремятся, но все отлично понимают, что его нет и быть не может!

  Наступила пауза в разговоре, момент, когда сказано достаточно для того, чтобы собраться с мыслями. Вася огляделся по сторонам и его взгляд упал на багажник джипа, где в чехле лежала непонятно откуда взявшаяся гитара.

  - Можно? – спросил Василий, потянувшись рукой к инструменту. Он почему-то решил, что гитара принадлежит Хонтею.

  - Да это не моя… – ответил старик. – Марципана взяла, кажется. Бери, конечно!

  Наш герой вынул гитару из чехла и приложился к струнам. Инструмент был настроен идеально.

  - А играть-то умеешь? – спросил Хонтей!

  - А что сыграть? – ухмыльнулся Василий.

  - Мурку!  - заулыбался старик. – Да ладно, на твое усмотрение.

  Вася размял пальцы и начал играть.

  «Степь, да степь кругом

  Путь далек лежит,

  В той степи глухой,

  Замерзал ямщик…»

  – пел Вася, глядя, как радостно смеется Хонтей.

   - Не спится? – раздался за спиной нежный женский голос, когда после второго куплета Василий прекратил играть, так как просто не помнил слова. Смекнув, что продолжение истории о горе-ямщике он не услышит, Хонтей тихо и незаметно удалился, оставив Марципану и нашего поэтично настроенного героя наедине.

Марципана села рядом с Васей, положила ему руку на плечо и произнесла:

  - Ну, что же ты? Продолжай!

   Вася медленно провел рукой по струнам. Посмотрев ей в глаза, он заиграл что-то совсем иное:

   «Он слышал ее имя - он ждал повторенья;

   Он бросил в огонь все, чего было не жаль.

   Он смотрел на следы ее, жаждал воды ее,

   Шел далеко в свете звезды ее;

   В пальцах его снег превращался в сталь».

  Марципана подвинулась ближе. Ее бедро коснулось ноги Василия. Она смотрела на него, и он чувствовал ее теплое дыхание. Руки поплыли по грифу, три раза попав мимо аккорда, сердце бешено забилось, он забыл как выставлять Am, а потом забыл где у гитары струны. Он не мог дальше играть, пришлось бросить это неблагодарное занятие. Василий отложил гитару в сторону. С минуту они молча смотрели в глаза друг другу, потом Вася не выдержал и подался вперед…

  А дальше последовала одна из тех сцен, что так любят городить в блядских американских мелодрамах, играющих на чувствах домохозяек и лиц с неокрепшей психикой. Авторы не слишком уважают такие моменты, они больше любят брутальные сцены массовых убийств и насилия – поэтому подробного описания этой трогательной минуты не последует, и не следует ожидать их впредь. Наличие данной сцены в книги объясняется лишь тем, что они все же случаются в нашей серой жизни, а любые авторы, в том числе и вышеупомянутые, стремятся в своих произведениях хоть к какому-то реализму. Так что, если вы домохозяйка или лицо с неокрепшей психикой, и все еще испытываете иллюзии по поводу данного произведения, вам следует остановиться, отложить книгу и пойти на рынок за очередным романом Даниелы Стил…

  ---

  День в пустыне сменяется ночью так же внезапно, как и холод сменяется жарой. Еще только минуту назад стояла темень, и ты, продрогший, оборачивался в теплый плед, как уже незаметным движением, вынырнувшее из-за далеких дюн солнце, обдает тебя потоком обжигающего света, и стрелка на термометре скачет вверх на добрый десяток градусов. Вот и теперь, неумолимые лучи белого солнца прогрызали брезентовые стены палатки, превращая ее в некое подобие парника. Благодаря такой внезапной смене температуры, все обитатели данного временного прибежища проснулись практически одновременно.

  Василий вернулся из царства сна в палатке Марципаны. Лежал он на одеяле, покрытый пледом и другим одеялом. Рядом никого не было, хотя, очевидно, рядом должна была быть Марципана. Снаружи раздавались голоса Хонтея и Цыца. Вася посмотрел вокруг. Свою одежду он нашел в углу, аккуратно сложенную видимо женскими руками. Торжествующе напевая «Vouslez-vous coucher avec moi…», наш герой стал одеваться. Когда он вылез из палатки, то был встречен хитрыми улыбками Цыца и Хонтея.

  - Да, что такое, – возмутился на это Вася.– Что смотрите? Просто палаткой ошибся!

  Цыц покачал головой. Надо сказать, что Цыцу в условиях местного климата доставалось больше всех. Он вообще не был приспособлен к каким-либо путешествиям, а его немалый вес только усугублял положение. Но он был начальником, и потому, усиленно кряхтя и обтираясь громадным носовым платком, больше походившем на полотенце, он делал все, что от него требовалось, стараясь не отставать от коллектива и доказать, что по праву является лидером.

  Не спеша позавтракав бутербродами, наши друзья расселись по своим джипам. Оставив после себя только голую пустыню, группа двинулась дальше к своей цели.

  Василий сидел на заднем сиденье первого джипа, подле него, совсем рядом, сидела Марципана. Вел джип их недавний приятель и проводник Махмуд, рядом с коим восседал с хмурым видом Аш. Изнемогая от жары, он не пожелал расстаться со своим пиджаком. Единственной жертвой, которую он принес злому богу пустыни – Сету, был его любимый полосатый галстук. А в пятидесятиградусную жару не один подобным образом одетый человек, пусть даже и без галстука, по определению не может себя чувствовать в своей тарелке. Отсюда проистекала его злость на всех и вся. Все попытки уговорить Аша сменить свой наряд на что-то более легкое, натыкались лишь на раздражительный отказ.

  Во втором джипе сидели: Хонтей, которому было все до фени, и он как ни в чем не бывало, продолжал читать «Дюну», удивительно совмещая это занятие со зверской тряской. Цыц тоже был несколько отрешен от окружающего мира, и кроме жары, ничего не замечал, постоянно потягивая воду из фляги. Иерофант – о нем трудно было что-то сказать, таким незаметным и в то же время необычным он был. Он тихо сидел в одной и той же позе, то ли о чем-то крепко задумавшись, то ли медитируя, что с ним вообще-то случалось. Было еще двое арабов–проводников, сидевших в кузове пикапа. Они оживленно о чем-то болтали на своем непонятном диалекте, и жара для них не была проблемой. Изредка они переставали болтать и, окинув взглядом окрестности, кричали водителям, на ломаном английском:

  - Hey! Some left. To this hill. Go, there!

  Дальше случилось что-то странное. Часа три они ехали в полной тишине и вдруг машины, без какой либо видимой причины, принялись синхронно сбрасывать скорость и, медленно подъезжая к ущелью, пролегавшему между двумя невысокими лысыми горами, остановились у подножья одной из них, встав рядом, как будто готовясь к старту на каких-то гонках.

  - Что случилось? – спросил Василий у водителя. Но тот ему не ответил, даже не повернул головы.

  Василий забеспокоился. Рядом с ним сидела Марципана, так же как и остальные, смотря в никуда невидящим взглядом. В соседнем джипе было еще интересней: арабы-проводники замолчали и несколько секунд просто смотрели друг на друга, потом медленно достали из-за пояса свои кривые ножи и молча воткнули их друг другу в грудь, потом также молча повалились друг на друга и больше не шевелились. Василий был настолько ошарашен необычным поведением местных жителей, что ему и в голову не пришло их остановить. Затем в его голове пронесся отчетливо различимый приказ: «Повернись!».

  Он медленно развернулся и остолбенел, в нескольких метрах от их джипов возвышалась человеческая фигура, облаченная целиком в красное. Ошибиться было нельзя, тот же рост, тот же красный плащ, тот же черный посох, только теперь капюшон был низко надвинут на глаза, вероятно защищая своего хозяина от песка.

  - Вы Молох? – медленно спросил немного пришедший в себя Василий.

  «Да!» - пронеслось у него в голове. - «Мне нужно поговорить с тобой».

  - Но вы же погибли. Там на базе. Я сам слышал взрыв.

  «Ты еще очень мало знаешь, Дала-арта-хуэналь».

  - Что с моими друзьями? Вы нас убьете?

  «Друзьями? Где ты видишь здесь друзей?» - вновь пронеслось в голове у Василия. – «С ними ничего не случилось, он спят, кроме вон того китайца, его мозг закрыт для меня».

  Василий глянул на Иерофанта с безграничным удивлением, тот похоже угадал смысл этого взгляда и улыбнулся.

  «Слушай меня внимательно!» - вновь мелькнуло в голове у Василия. «Ты сейчас садишься во  вторую машину, едешь в Шарм-эль-шейх, садишься на самолет и летишь обратно в Петербург, твои “друзья” с тобой не полетят».

  - Что? Зачем? – не понял Василий. Смысл сказанного доходил до него крайне медленно.

  «На раскопках вас ждет засада. Ты можешь взять с собой свою девушку, я чувствую – ее роль в твоей судьбе велика, сейчас мне не понять какова она, но это все равно! И еще ты обязательно должен взять Иерофанта, а не то мне придется его убить».

  - Но почему не все?

  «О том, что я тебе помогал, никто не должен знать. Если на раскопки никто не приедет  – это будет подозрительно, о засаде мало кто знает. К тому же я боюсь, что в вашем отряде есть предатель! Больше я ничего не скажу».

  - Но почему ты помогаешь мне? – вновь спросил Василий.

  «Ты узнаешь об этом в свое время. Теперь передай все, что ты слышал китайцу».

  Василий вновь обернулся и коротко пересказал только что услышанное Иерофанту. Тот молча дослушал до конца и кивнул.

  - Сделаем как он хочет, цилиндра на раскопках нет. Нас подставили. – Тихо произнес он.

  - Так он все-таки один? – не понял Василий.

  - Не знаю, – честно признался Иерофант.

  «Твои товарищи забудут о том, что знали вас и поедут дальше, как ни в чем не бывало», - вновь прорезался голос в мозгу у Василия.

  - Но их только четверо, они погибнут! Зачем ты убил арабов? – вскрикнул наш герой.

   «Слишком много разных ментальностей для тотального контроля», - мелькнула непонятная фраза. – «Увидимся в другом месте».

  Внезапно Василию ужасно захотел спать, казалось, он столько перенес за последнее время и не разу не отдохнул по настоящему. Спустя секунду он заснул. Молох же перевел взгляд на Иерофанта и несколько секунд они смотрели друг другу в глаза не произнося не слова. После чего Молох перевел взгляд на другой джип, к которому уже медленно, подобно двум зомби, шли Цыц и Хонтей, крепко зажавший в своей руке книгу. Тем временем Махмуд все в том же трансе запустил двигатель. Машина развернулась и, набирая скорость, понеслась по пустыне.

  Молох развернулся и очень быстро пошел следом, растворяясь в облаке пыли. На камнях ущелья, рядом со вторым джипом, остались лишь сидящие, облокотившись спинами друг о друга, Марципана и Василий, да чуть поодаль лежали трупы бывших проводников. Иерофант сидел на месте водителя и о чем-то думал.

  ---

  Махмуду показалось, что он немного задремал. Он встряхнул головой и удивленно огляделся, но увидев, что все трое его попутчиков на месте, вздохнув перевел взгляд обратно на дорогу. Тем временем Цыц переговаривался с Хонтеем, последний по-видимому пытался, что то втолковать своему собеседнику. Тот же медленно кивал головой и даже на время забыл про жару.

  - Поэтому, - доносилось до ушей Махмуда. – Нам нужно быть очень внимательными и держать оружие наготове. Только четверо человек из какой-то России отправили искать величайший артефакт, сдается мне, что это подстава.

  Махмуд насторожился: и почему это ему не пришло в голову раньше, ему – элитному бойцу священного войска Аллаха армии Ундра. Осторожность должна быть ему второй фамилией. Тут определенно, что-то не так, нужно быть на стороже. Свободной рукой он вытащил из-под сиденья свой именной, отделанный золотом автомат Калашникова, проверил обойму и перекинул его через плечо. Увидев это - остальные тоже подоставали свое оружие.

  - У кого цилиндр? – спросил внезапно очнувшийся Аш. От ощущения близкой опасности мороз шел по коже и о жаре уже ни кто не думал. – Правильно, что мы не взяли Зерга и так рискуем.

  - А зачем мы тогда вообще цилиндр взяли? – поинтересовался Цыц крутя в руках капсулу, оказавшуюся у него в кармане, хотя он и не помнил, что клал ее туда.

  Когда они наконец добрались до раскопок над пустыней уже нависла ночь. В ней не было ничего, кроме дальнего света фар, летящего сквозь непроглядный мрак, да тускло святящихся звезд, создающих дополнительную подсветку и ориентир. Джип въехал на огороженную территорию и остановился у ближайшей палатки.

  - Пока дальше не поедем, надо оглядеться, - прошептал Хонтей.

  Они начали медленно выбираться из машины.

  Тишину ночи прорезал первый выстрел.

  ---

  Василий пришел в себя так же резко, как и отрубился. Он сидел в тени создаваемой джипом прислонясь к заднему колесу, по-видимому его сюда перетащил Иерофант. Марципана стояла рядом на коленях и легко трясла его за плечи:

  - Ты в порядке? - сразу заговорила она, видя что Вася очнулся. - Что произошло? Где остальные?

  - Погоди, - Василий медленно поднялся на ноги и потер себе виски. - Где Иерофант?

  Тот как почувствовал, что его ищут, так как именно в этот момент появился из-за ближайшего холма и двинулся в их сторону.

- Ну как дела? - кинулся к нему Василий. - Где Молох? Где наши?

- Фиговы наши дела, - спокойно ответил китаец.

  -   А что случилось? Ты о каком Молохе сейчас говорил? - подбежала к ним Марципана.

  - Расскажи ей, - попросил Иерофант Василия. Ему судя по всему сейчас было не до этого.

  Наш герой взял девушку за руку и коротко поведал ей о том, что недавно произошло. Она слушала его широко открыв глаза и даже не пыталась перебить, но как только повествование закончилось, вопросы посыпались из нее один за другим:

  - Зачем он это сделал? А как Иерофант не поддался гипнозу? Что будет с ними? Что будет с нами? Что он во мне почувствовал? - вопросы все как один были не о том, что хотел знать Василий.

  А знать он хотел одно - что им всем от него надо на самом деле.

  – Это не те вопросы, - остановил ее Иерофант. – Давайте лучше подумаем, что нам дальше делать. Кто-нибудь знает где это Шарм-эль-шейх находиться?

  – По-моему, где-то на юге Египта, - подал голос Василий.

  – Уже лучше. А где находимся мы? – опять пристал Иерофант, на что и получил хором ответ.

  – А хрен его знает!

  – А что у нас карты нет? – спросила Марципана.

  – А даже если бы и была, как на ней поймешь, где сейчас ты? Этот козел арабов убил, а Махмуд дальше поехал. Они то небось знали где этот шейх расположен.

  – А поехали тогда на восток, мы не так уж и далеко, - предложила Марципана. – Главное что бы бензина хватило. А там доедем до моря, там по крайней мере кто-нибудь живет, у них и спросим.

  – Или до Нила, - подытожил Иерофант. – А бензина у нас много, еще три канистры полные. Ну так поехали тогда, по дороге поговорим.

---

      Выпрыгивая из машины Махмуд успел выключить фары, в результате все вокруг погрузилось в полумрак. Тьму разрезали лишь световые лучи нескольких прожекторов освещавших лагерь, но несколько снайперски метких выстрелов погасили и их. Благодаря тому, что к подобному развитию сюжета наша команда была готова, при первичном обстреле джипа жертв удалось избежать, и теперь потеряв друг друга из виду они разбежались в разные стороны и пытались сориентироваться в ситуации. Естественно было предположить, что врагов существенно больше, а потому на открытое противостояние надежд никто не возлагал. Оставалось одно – найти транспорт и быстро сматываться, если Алькадра их опередила, достать второй цилиндр можно будет только ценой большой войны.

      Однако, как это не покажется вам странным, нашей команде противостояло всего лишь два человека. Два самых лучших бойца, один из России - как знаток менталитета противника и один местный - как местный. Лучшим бойцом из России была наша старая знакомая – дама отступница (почему это вы не удивились). Зато отличником Египетской службы был мужчина, которого все звали просто – Жрец, ибо он был лысый и худой, как древнеегипетский Жрец из исторических книг. Так вот, этих двух ребят ничуть не смутила наступившая темнота, куда больше Жреца смутил сбитый прицел на его винтовке из-за чего он и не попал с первого раза. А темнота им не мешала, они просто накинули на глаза приборы ночного видения и стали методично высматривать местность.

      Первой повезло даме-отступнице, (черт может ей имя придумать). Она увидела толстую неуклюжую фигуру медленно крадущуюся вдоль палатки с автоматом наперевес, то и дело оборачивающуюся по сторонам, а то вдруг замирающую и прислушивающуюся к ночному шуму.

      Глушитель легко накрутился на дуло, секунда на прицеливание, легкое нажатие на курок. Человек даже не вскрикнул, просто вдруг остановился на полушаге, уронил автомат и упав вслед за ним на живот, ткнулся носом в холодный песок пустыни.

      Тем временем Жрец нашел Махмуда. Поняв, что перед ним его соотечественник, он решил не убивать его из темноты, а сразиться один на один, тем более, что в своих силах он был абсолютно уверен. Вытащив из-за пояса длинный кривой нож он тихо начал приближаться к противнику. До Махмуда оставалось порядка пятнадцати шагов, когда тот неожиданно развернулся, прыгнул в сторону и выпустил короткую очередь из своего именного АКМ в сторону Жреца. Не будь тот натренированным до совершенства в военных лагерях Алькаиды (одного из подразделений Алькадры), лежать бы ему мертвым, притворяясь решетом. Но он был не так прост и за долю секунды до выстрела успел отскочить вправо, этого хватило что бы большинство пуль прошло мимо, Ибо две из них намертво засели у него в правой ноге. Махмуд тем временем вскочил на ноги, вскинул автомат, но тут же повалился обратно на землю и больше не шевелился. Сзади него темнел силуэт второго элитного бойца Алькадры, в руке она держала свой верный пистолет.

– Are your idiot? Decided play in the hero?1 – шепотом спросила она.

      Жрец, на время утративший осторожность из-за дикой боли в ноге, в полный голос послал ее по-арабски куда подальше. Тут же за ближайшей палаткой сверкнул выстрел, и Жрец увеличил число пуль в своем организме, на это раз железа прибавилось у него в голове.

     – Одни мудаки в этом Египте, - произнесла себе под нос дама-отступница и бросилась в обход палатки, не забыв прихватить прибор ночного видения с головы безвременно почившего Жреца. Не хватало только, что бы у них с этим снайпером еще и шансы стали равными.

      Этим таинственным снайпером был, как вы понимаете Хонтей, и прибор ночного видения был ему не к чему, он и так видел как кошка и слышал как сова. Но он просто не мог не отомстить за товарища; к сожалению только одному из врагов. Надо было уходить, они уже убили Цыца, Хонтей нашел его около палатки забитой какими-то ящиками. Однако оставался еще и Аш, бросать его было нельзя. Враги были скрытными и явно не стремились давать шансов обороняться, за все это время эти двое были первыми кого смог обнаружить Хонтей – это говорило о мастерстве и скрытности атакующих (ну не знал он, что их всего двое).

      А дама-боец знала, что противников осталось всего двое и это было очень странно, так как по той информации, что у нее имелась их должно было быть как минимум в два раза больше. Но сейчас нужно было думать не об этом. Ей теперь приходилось не только выслеживать добычу, но и смотреть, что бы ее ни вычислили раньше. Это еще один здоровый булыжник в огород местной разведки. Ей было сказано, что группа не большая и особой опасности ни один ее участник не представляет, поэтому то и было решено малыми силами уничтожить приехавших и завладеть цилиндром. В любом случае основную задачу она выполнила – капсула с цилиндром оказалась у первой же подстреленной ею жертвы. Теперь она была надежно упрятана во внутренний карман ее кожаной куртки. Но заслуженный  элитный боец Алькадры не был тем, кто привык бросать дела на половине пути, не даром же дама-отступница считалась лучшим боевиком во всей Российской Федерации. На ее счету были такие глобальные проекты, как убийство Галины Старовойтовой, саботаж приведший к банкротству Норильского никеля, что позволило ее организации завладеть этим важнейшим предприятием, несколько незаметных дел в итоге приведших к контролю над РАО ЕЭС, некоторые до сих пор наивно полагают, что вершиной этого айсберга является некая хорошо знакомая всем личность, а так же многие деяния, повлекшие за собой очень важные для Алькадры последствия.

      И вот теперь она кралась между густо натыканными археологами палатками, пытаясь выследить Хонтея. Тот же в свою очередь пытался со всей возможной осторожностью найти Аша и после незамедлительно убраться отсюда. В свете всего произошедшего, у него в голове появилось множество вопросов и нестыковок которые он хотел кое с кем разъяснить. Ощущение двойной подставы все крепче овладевало его разумом. Он точно помнил, что с ними ехали арабы проводники, но абсолютно не помнил куда они делись, так же он не мог припомнить, где остался Василий после разноса Рамбовской базы. Тут неожиданно в его голове возник образ джипа стоящего посреди пустыни и два человека целующихся на заднем сиденье. У Хонтея не было сомнений, что это его подопечные. Но как это может быть, в мозгах твердо сидела мысль, что они вылетели из Питера вчетвером, причем мысль сидела настолько четко, что казалось, что ее туда специально внедрили с целью закрыть все другие воспоминания. Пришедшее неожиданно понимание сего факта поразило Хонтея как чистый джин на пустой желудок. Такое противоречие воспоминаний могло быть только результатом чьего-то вмешательства в его мозг. Хонтей знал только одного, кто мог так перемешать его воспоминания – это несомненно был ментальный мастер, причем мастер выше среднего круга, слишком глобально было вмешательство, к тому же Хонтей был натренирован закрывать свой мозг от ментальных атак, а тут он даже не смог понять, что произошло. Вдруг до его слуха донеслись осторожные шаги справа. Хонтей насторожился и поднял пистолет. В обойме оставалось всего три патрона после стрельбы по прожекторам и неприятелю. Шаги затихли у края палатки за которой сидел пожилой боец. Судя по шуму там сейчас затаился мужчина.

      Из-за угла медленно выглянула чья-то голова, присмотревшись к которой Хонтей узнал в незнакомце Аша. Очень тихо он его окликнул. Аш резко дернул головой на звук и поспешил спрятаться за своей палаткой. Хонтей позвал его еще раз. Через некоторое время Аш все-таки снова выглянул, он был явно не склонен доверять своим ушам.

      - Хонтей, это ты? – спросил он шепотом.

      - Да, я. Нам надо уходить отсюда, – последовал ответ.

      - А как же остальные? И цилиндр? – попытался возразить Аш, однако, без всякого энтузиазма, ему тоже очень хотелось убраться отсюда в безопасное место.

      - Их всех убили, – спокойно ответил Хонтей. – А если мы здесь будем сидеть и трепаться – убьют и нас. Пойдем к большой палатке, я видел там две машины.

      - А что наш джип? – не понял Аш.

      - Не будь идиотом. Пошли, – Хонтей двинулся в узкий проход между двумя стоящими очень близко друг к другу палатками. Аш молча последовал за ним, сосредотачивая свое внимание на осмотре тылов.

      Они дошли до машин удивительно легко, не встретив никакого отпора. И надо сказать, это их очень сильно тревожило. Было похоже на еще одну засаду. Но около машин их тоже никто не ждал. Быстро сделав выбор между крытым тентом грузовиком, в темноте похожим на наш Урал, и здоровым хаммероподобным джипом, конечно, в пользу последнего, наши герои решили угнать его. Смущало только возможно малое количество бензина. Хонтей стараясь не шуметь влез на место водителя и принялся снимать обшивку с замка зажигания. В то время как Аш остался караулить снаружи. И тут-то, наконец, появились враги. Аш едва успел прикрыться открытой дверцей джипа, и метательный нож пролетел в сантиметре от его головы. В это время Хонтей смог завести двигатель и быстро сдвинулся на соседнее сиденье уступив место Ашу. Тот это увидел и прыгнул в машину одновременно с этим раздался мягкий хлопок выстрела. Аш приземлился на сиденье и застонал от боли, у него было насквозь прострелено плечо. Но он практически не обращая внимание на боль, придавил педаль сцепления и врубил передачу. Тем временем  их противник почти достиг джипа в котором продолжала быть открытой дверца, и если бы ей это удалось, наши друзья с единичной вероятностью отправились бы на другой берег Ахерона. Но Аш второй ногой надавил на газ, причем настолько резко, что машина задергалась на месте и чуть не заглохла. На этот раз он уже не сдержался и так грязно выругался, что Хонтей чуть не упал с сиденья. Машина рванула с места перед самым носом дамы-отступницы. Теперь заругалась уже она, и так как выбор у нее был не велик принялась стрелять по колесам удаляющегося джипа. И надо сказать ей удалось все-таки прострелить одно колесо, но на песке это разве что лишь замедлило скорость беглецов. Ловить их стало практически бесполезно. Правда если использовать грузовик или джип на котором приехали эти придурки, то можно бы было их догнать, но зачем? Цилиндр ведь у нее – задание выполнено. И она осталась на месте, смотреть вслед удаляющемуся джипу с презрительной усмешкой на губах.

1 Ты идиот? Решил поиграть в героя? (англ).

Глава 12. Песок.

Мы идем в тишине по убитой весне

По разбитым домам, по седым головам

По зеленой земле, почерневшей траве

По упавшим телам, по великим делам

(Гражданская оборона  «Далеко бежит дорога»)

      Вот коротко то, что поведал Иерофант нашим героям во время их длительного переезда на восток.

      Родился Иерофант в смешанной семье – отец у него был китаец, а мать бурятка. Они познакомились  в маленьком городке на берегу озера Байкал, его отец тогда нелегально иммигрировал из Китая и скрывался от ментов в пещере на берегу озера, а в город ходил за продуктами, благо что для настоящего китайца десять километров не дорога. Мать его в этом городке работала врачом-универсалом, то есть из-за ничтожного числа своих коллег из состава местного населения, работала и терапевтом, и хирургом, и лором, и даже иногда аптекарем. На самом деле жила она в Екатеринбурге, но окончив медицинский университет попала по распределению хрен знает куда.

      Однажды его отец поддавшись панике при встрече очередного служителя правопорядка, с дикими глазами бежал по улице желая только одного, поскорее убежать из города. Так, не разбирая особо дороги и размахивая полиэтиленовым пакетом с тремя килограммами картошки, он несся по городку. И он бы убежал если бы не препятствие в виде фонарного столба, на который неожиданно налетел бедный китаец заворачивая за угол. На его счастье мимо как раз проходила мать Иерофанта, вышедшая в обеденный перерыв за свежими булочками. Как истинный врач она не могла пройти мимо и, несколько раз поскользнувшись на рассыпавшейся картошке и всего лишь два раза упав, поспешила оказать первую помощь неизвестному китайцу, который ползал по земле, одной рукой держась за разбитый лоб, а другой собирая рассыпанные корнеплоды. В общем благодаря невероятному стечению обстоятельств они все-таки встретились.

      Когда Иерофант родился, его родители переехали назад в Екатеринбург. Причем отец переехал даже дальше и, вероятно, продолжая начатый им когда-то миграционный процесс, оказался в Петербурге. Вскоре правда судьба отбросила его от нынешнего места обитания примерно на сто один километр. Но преодолевая многие невзгоды он через неделю приехал на электричке назад и даже устроился на работу. Вскоре из Екатеринбурга приехала его жена и юный Иерофант, который как раз закончил детский сад. В Питере отец познакомил его со своим другом корейцем-гипнотизером. Эти друзья, приобщаясь к великому русскому менталитету, чрезвычайно увлеклись выпивкой. Выпив, папин друг кореец, любил продемонстрировать свои способности, а потому гипнотизировал всех кого мог поймать, и принуждал бежать жертву за следующей бутылкой. Нередко эта бутылка распивалась вместе с жертвой гипноза, после чего зомби отправлялся в царство сна и гипнозу больше не поддавался, приходилось искать новую жертву. Так как Иерофант был еще маленький и ему редко удавалось убежать от папиного друга, только если он был не первой жертвой, то и подвергался гипнозу практически каждый день.

      Иногда правда кореец оказывался трезвым – это случалось обычно на пятый день запоя. Его мозг оказывался ослабленным в результате такого режима, и жертва на гипноз не поддавалась, а сам гипнотизер за бухлом не бегал из честолюбия: «Что я алкоголик какой-нибудь?» - спрашивал он первоклассника Иерофанта, единственного кого он мог поймать с похмелья. Мальчик отрицательно мотал головой, а за это папин друг учил его противостоять гипнозу. Однако когда мальчик применял полученные знания на практике, не проявляя желания бежать за бутылкой, кореец страшно злился и даже топал ногой. Отец Иерофанта из запоя выходил еще реже, но несмотря на это он как-то умудрялся продолжать работать на Ленинградском Электромеханическом заводе слесарем, и даже регулярно получал зарплату согласно штатному расписанию. Врожденная китайская ответственность мешала ему пропивать зарплату в день получки, а потому он всегда приносил все деньги домой и, как парадоксально это не звучит, в день получки он всегда был трезв. Однако свою зарплату он все равно пропивал в течении месяца, когда выклянчивая у матери Иерофанта деньги, а когда и просто по тихому их таская, за что обычно и получал чугунной сковородой по голове.

      Когда Иерофант немного повзрослел и окончил наконец-то школу он, с помощью какого-то хитрого блата, поступил в Санкт-Петербургский Государственный Университет. В этом старейшем в России храме науки он окончательно разочаровался в жизни. В этом ему помогли зачеты, друзья и портвейн. Иерофант ушел, что называется, в андеграунд. Это осуществлялось в том, что толпа волосатых пьяных подростков сидела в каком-нибудь удаленном от общественной жизни месте и орала под ненастроенную гитару песни преимущественно своего сочинения. Этими песнями они пытались противостоять, а чему конкретно они еще не до конца определились, но противостояли уверенно и с явно выраженным укором. Довольно редко им удавалось достать заезженную пленку Rolling  Stones или Pink Floid, и тогда весь вечер был посвящен многократному прослушиванию живых легенд.

       Хату приходилось менять часто, ибо служители советского закона каким-то образом постоянно обнаруживали их местопребывание и от них приходилось бегать, что бы не отправиться в местный участок или, что гораздо хуже, не вылететь из универа. Как раз в это время под Петергофом шло строительство новых корпусов их родного вуза, и это обстоятельство притягивало на стройку многих андеграундовщиков искавших новое место для своих сходок. Со стройки их гоняли, но они не теряли надежды и продолжали искать место в окрестностях стройки, особо упорные доходили, чуть ли не до самого Ораниенбаума. Этими особо упорными, сказались китайские корни, и оказались Иерофант и его друг Боцман, которые и набрели как-то раз на какой-то заброшенный каменный дом стоящий среди яблоневого сада. Резонно сообразив, что осенью из яблок можно будет гнать знатную брагу, они решили дом осмотреть на предмет размещения своего нового убежища.

      Дом на первый взгляд оказался сущей развалиной, но крыша держалась надежно и не протекала, если присмотреться тщательней, то становилось заметно, что она в некоторых местах качественно залатана. Не дюже сумлеваясь, друзья полезли этот дом исследовать. Естественно было догадаться, что исследовали они его не долго, и очень быстро оказались в руках знакомой нам организации. Замом по северо-западному округу в то время был незабвенный Всеволод, прозванный среди своих сослуживцев Арбузом. Этот зам как раз постигал основы телекинеза, а потому не упускал случая на ком ни будь потренироваться. Великого мастерства он еще не достиг, и потому его эксперименты вызывали у подопытных сотрудников чрезвычайно неприятные ощущения. Сотрудники ругались на своего начальника и пару раз дело чуть не дошло до рукоприкладства. В связи с этим Арбузу пришлось прекратить свои опыты на коллегах. Узнав, что служба безопасности поймала двух лазутчиков Всеволод сразу понял, что сегодня у него будет удобный случай для тренировки и сразу же направился в изолятор, где томились Иерофант с Боцманом. 

      Тут уместно заметить, что к двадцати годам у Иерофанта выработался полный иммунитет к внешним воздействиям на мозг. Виной тому были непрекращающиеся попытки папиного друга его загипнотизировать. Естественно, Всеволод об этом не знал, и бегло осмотрев заключенных, потребовал привести к себе в кабинет Иерофанта, как самого щуплого – для разминки. Разминка не удалась. Все старания и мысленные усилия Арбуза абсолютно никак не действовали на подопытного. На беду Иерофанта в Ленинградском отделении Ундры прибывал тогда некий странный субъект, непомерно высокого роста, известный не многим избранным под именем Мелькарт. Ему то и пожаловался Арбуз на свои неудачи, благо человек он был не гордый.

      На следующий день Иерофанта вновь привели в кабинет зам. магистра. На кожаном диване с гордым видом восседал сам хозяин кабинета, нетерпеливо ерзая, и всем своим видом показывая, что он готов узнать нечто ужасно важное. Рядом, справа от дубового стола усыпанного разнообразными бумагами, стоял Мелькарт, облаченный в свой стандартный наряд. Пленника быстро усадили на неудобный деревянный стул и не теряя времени принялись мучить. Спустя некоторое время Мелькарт все-таки смог пробиться к нему в мозг и получить всю интересующую его информацию, однако подчинить Иерофантову волю себе он не смог и это его, судя по всему, сильно удивило. Он был первый человек, кто смог ему сопротивляться. Потом привели Боцмана, и видимо решив, что он также будет сопротивляться, инквизиторы со всей силы ломанулись к нему в голову. Результатом было только то, что Боцман потерял сознание и три часа не приходил в себя.

      Поняв, что особой опасности юные хиппи из себя не представляют, их отпустили домой, предварительно взяв с них подписку о неразглашении. Через день Иерофанту позвонили.

      Так он и попал в организацию. За годы работы он научился полностью блокировать свой мозг, обучился восточным единоборствам, а в последнее время сильно увлекся самурайской культурой и даже купил себе настоящую японскую катану, выложив за нее почти пять штук зеленых. К тому же он получил второе высшее образование по специальности археолога.

      На этом его история окончилась.

      С того момента, как трое наших искателей приключений повернули на восток прошло уже три дня. Езда по пустыне на джипе изрядно измотала их всех. С завидной постоянностью их автомобиль, между прочим четырехприводный, увязал в песке, и приходилось орудуя лопатами и лебедкой, если было к чему ее прикрутить, вытаскивать машину на ровную поверхность. Вскоре, ранее каменистая почва уступила место классической песчаной пустые, и их автомобиль стал застревать еще чаще. К тому же им стало нужным объезжать большие барханы, что бы ни погрязнуть в песке окончательно. Все это стало напоминать езду по бесконечно меняющемуся лабиринту. Один раз их накрыла песчаная буря, после чего они почти час выкапывали свое транспортное средство. Василию сразу вспомнилась его первая неделя в Петербурге.

      Напрасно Иерофант боялся, что у них закончится бензин – вода кончилась быстрее, и последние полдня они просто изнывали от жажды. Как назло в этот момент джип провалился в какую-то яму и намертво в ней застрял. Все вышли и стали бесцельно ходить возле нее. Тоскливо поглядев на машину, Василий взял лопату и полез на самый большой бархан, который он только нашел. Василий и сам толком не понимал зачем он на него полез, но сил думать у него уже не было. Забравшись на вершину, он воткнул лопату в песок и сел рядом. В небе горели миллиарды звезд, озаряя свом светом безжизненную пустыню, в которой не было ничего, кроме троих скитальцев и их трижды проклятой машины, да еще, пожалуй, того огонька, что мерцал чуть поодаль меж пальмами. Стоп!!! Огонек? Пальмы? Василий вскочил на ноги и затряс головой. Но нет ему не померещилось, там впереди на земле действительно горел огонь. Схватив лопату, наш герой быстро понесся вниз по склону. Добежав до машины, не слова не говоря, он начал энергично раскидывать песок от колес.

      - Ты что? – спросила его Марципана, еле шевеля губами.

      Василий хотел им все рассказать, но пересохщийся язык его плохо слушался.

      - Там. Огонь. Вода, – смог выдавить он из себя.

      - Огонь и вода, ну-ну, – прошептала в ответ Марципана.

      - Мать…, – пробормотал Василий, отложил лопату и, подойдя к Марципане, сел рядом. После чего принялся объяснять ей, то что он хотел сказать, энергично помогая себе руками.

      - Там, - он махнул рукой в сторону бархана. – Я сидел. Впереди увидел огонь. И пальму. Там люди, там вода.

      На эту, в общем то, не длинную фразу у него ушла почти целая минута. Марципана недоверчиво посмотрела на него.

      - Это мог быть мираж, или тебе от жажды показалось, – вставил свое слово подошедший сзади Иерофант. Он был единственный из трех, кто не утратил способность говорить внятно.

      - Нет, не показалось, – разговорился Василий. – Я несколько раз смотрел.

      - Ну что ж, давайте тогда машину вытаскивать, - подытожил китаец.

      - Ну дык, епт. А я, – поддержал его Вася.

      Следующие полчаса они копали. Потом еще час пытались объехать этот здоровенный бархан, что преграждал им путь, и еще полчаса ехали по пустыне, пока долгожданный оазис не вырос перед ними как из-под земли.

      Под тусклым светом опостылевших звезд мрачной громадой посреди безжизненной пустыни возвышались пальмы, образовывая большой круг. На самом краю этого круга догорал небольшой костерок, рядом с которым спал человек в обнимку с винтовкой – это, похоже, был часовой. Его покой потревожил шум двигателя подъезжающей машины. Он немедля вскочил на ноги и направил на пришельцев свою винтовку, после чего грозно их о чем-то спросил. К сожалению, Василий не понимал по-арабски, да и его спутники тоже. Часовой потряс винтовкой и повторил свой вопрос. Иерофант заглушил двигатель и вышел из машины. Арабу это не понравилось. Он гневно затряс винтовкой и начал очень быстро что-то говорить. Иерофант попробовал наладить с ним контакт с помощью английского языка – безрезультатно. Он попробовал еще несколько языков, включая русский – тот же эффект. Видя, что его просто не понимают, часовой немного успокоился и громко свистнул. Спустя минуту прибежало порядка десяти помощников, все как один с ружьями. Араб коротко обрисовал им сложившуюся ситуацию и они принялись совещаться, не сводя, однако, наших друзей с прицела. Наконец вперед вышел один из арабов.

      - Who are you? – задал он свой вопрос, как оказалось, кто-то из них все же понимает по-английски.

      Иерофант обрадовался и принялся объяснять как они сюда попали. Разговор между ними шел тяжело, араб плохо знал английский и приходилось подыскивать знакомые ему слова, а Иерофант в свою очередь, с трудом разбирал акцент собеседника. Наконец они закончили и арабы вновь вернулись к совещанию. Минут через десять диалог с Иерофантом возобновился.

      - Ну что ж, ребята, они нам помогут, - вернулся китаец к нашим героям. – Они дадут нам воды, еды и довезут до города на верблюдах.

      - А мы что им дадим? – заподозрил неладное Василий.

      - А мы им отдадим нашу машину.

Глава 13. Нас примет родина в объятья.

В ночь перед бурею на мачте горят святого Эльма свечки,

Отогревают наши души за все минувшие года.

Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки как овечки,

Но только в Потленд воротится, нам не придется никогда.

(Б.Окуджава «Пиратская лирическая»)

      - Вот кем ты был раньше? Ты же мира ни хрена не видел. Ты дальше Москвы никуда не ездил. А теперь! Можно сказать, приобщился к истории мировой культуры. Колыбель цивилизации ногами топтал. Вот ведь как! Это тебе не водку жрать на Литейном, – вещал кому-то пьяный голос на переднем сиденье.

      Наши туристы возвращались домой с честно заслуженного отпуска, проведенного, как тут правильно выразились, в колыбели цивилизации. Это ничего, что в Петербурге только что наступила осень, а на улице стоит тридцатиградусная жара, главное ведь состоит в том, что бы съездить в отпуск за границу. Не в культурную столицу какого-нибудь Европейского государства, а туда, куда едут все, независимо от времени года. Раньше этой туристической Меккой России был Кипр, затем Турция, а в последнее время ей стал Египет. Выполнив свою часть приобщения к мировой культуре, то есть посетя пирамиды и искупавшись в красном море, наши туристы начинают заниматься тем, что они умеют луче всего, а именно пить. Ведь по приезде на родину тебя ждут семья, работа, телевизор, а еще так много не выпито. Поэтому обратный рейс помнят далеко не многие.

       Одним из тех, кто мог бы его запомнить был наш герой Василий. Хмурый, он сидел в своем кресле и о чем-то думал. Его терзали мрачные мысли и всевозможные подозрения. А все дело было во внезапном исчезновении их спутника Иерофанта из аэропорта, когда билеты уже были куплены, а таможенный контроль пройден. Они сидели в зале ожидания и дожидались посадки. Вдруг Иерофант встал, и коротко бросив: «Я сейчас» - удалился. С тех пор его никто не видел. Объявили посадку, а их товарищ все не появлялся. Решив, что он наверное уже в самолете, (куда убежишь из зала ожидания после таможни?) Василий с Марципаной решили встретить его там. Но вот самолет уже взлетел, а Иерофанта в нем не было. Это наводило наших друзей на самые разные мысли, от тех где с ним случилась какая-то беда, до полностью противоположных, в которых Иерофант был предателем и виновником гибели их друзей. Однако, после их совместного недельного шастанья по пустыни, в последнее не очень то верилось, но чего не бывает в этой жизни?

- Что делать-то дальше будем? – вдруг подала голос Марципана.

      -  То есть? – обернулся к ней Василий.

      - Ну, в смысле, когда прилетим, что дальше делать будем? Базу нам разрушили, а больше я никого в Питере не знаю.

      - Я тоже не знаю, почти никого, - Василию на ум пришла недавняя работа землекопом. – Наверное, надо все-таки на базу съездить, вдруг там кто-то есть.

      - Да нет, наврятли. Хотя, почему бы ни съездить.

      Некоторое время они молча сидели и смотрели в иллюминатор на проплывающую внизу землю.

      - У меня тут идея появилась, - подал голос Василий. – Не будем мы никого искать. Засветимся где-нибудь – они нас сами найдут…

      - И пристрелят, – закончила за него Марципана. – Кто найдет-то? Вот Алькадра эта нас и найдет, а как я успела заметить, им ты совсем не нужен. Я удивляюсь. По преданию же именно ты должен цилиндр или уничтожить или взорвать, они как будто и не знают ни о каком предании.

      - Это то меня особо и интересует, – решил рассказать о своих подозрениях Василий. – Понимаешь, все это как-то неправдоподобно выглядит, как сказка для маленьких. Атланты, избранные, битва добра со злом. Я повелся. Они правильно подгадали момент, когда мне про это рассказать, а теперь я вижу, что здесь что-то другое.

      - Но ведь… - начала Марципана.

      - Подожди. Я сейчас закончу. Но сначала ответь мне, как давно ты узнала об этой легенде?

      - Мне ее рассказали за день до того, как появился ты, – медленно проговорила девушка. – Но как они могли так нас подставлять. Зачем?

      - Не знаю. И ты знаешь, и выяснять не хочу. Выбросим на фиг цилиндр этот, снимем квартиру, найдем работу и забудем об этой глупой истории.

      - Что, вот так просто? И ничего не попытаемся сделать?

      - Да, так просто. А что мы вдвоем сможем сделать с такими здоровыми организациями? Стекла побить?

      - А тот Молох, про которого ты в пустыне говорил, он же что-то тебе сказать хотел?

      - Хотел, но не сказал. Где я его теперь найду. Я думаю, что если ему и надо мне что-то сказать, он сам нас отыщет, тут мы бессильны.

      Они говорили еще некоторое время, обдумывали разные версии и свои перспективы. В конце концов, было решено, что предложение Василия о временном прекращении эпопеи с цилиндром наиболее целесообразно в сложившейся ситуации. Неизвестным оставалось таинственное исчезновение Иерофанта и это их сильно тревожило. Карточка Visa, которой снабдили Василия перед поездкой в Египет, вмещала в себя еще тысяч двадцать российских денежных единиц, и на первоначальное время ее должно было хватить. Однако все устройства связи, такие как сотовые телефон (уже второй посеянный телефон за эту книгу, тенденция), были утрачены нашими героями во время своего перехода пустыни, и, что довольно типично, они не могли вспомнить ни одного номера из своих записных книжек. В секретных организациях, таких как Ундра, никогда не разглашают своих личных данных, особенно для младших сотрудников, потому адреса коллег так же были неизвестны Марципане. Все концы были обрезаны, как и должно быть в чрезвычайных ситуациях. И уж конечно они не знали адресов Алькадры, поэтому версию с побиванием стекол пришлось отложить до лучших времен.

      Наконец они попросили у стюардессы по бокалу пива и мирно болтая о всякой ерунде скоротали время до посадки.

      В аэропорту, как они и рассчитывали, их никто не ждал. Получив свой скромный багаж, состоящий из одного небольшого мешка, они вышли на улицу. Марципане уже доводилось бывать в Пулково на автобусе, а потому с такси решили не связываться, чай не буржуи из Америки, и просто дождались маршрутки.

      Далее все происходящие напомнило Василию теорию Ницше о всемирном возвращении. Снова он в Питере, снова без работы и квартиры, денег чуть больше, но все равно мало и у него по-прежнему нет прописки. Да, в этот раз с ним Марципана, но что это дает – в основном ничего, только эстетика и головная боль за близкого человека, ведь у красивой девушки, не имеющей жилья, могут возникнуть серьезные проблемы.

      Вася принялся в который раз думать, что делать дальше, и его осенило. Точно, как он мог забыть об адепте просветления Степане Кузьмиче. Хотя, а не сон ли это был. Пожалуй лучше съездить и проверить. И он поделился с Марципаной своим новым планом. Идея съездить к Кузьмичу очень ей понравилась.

      - Я давно уже хочу с ним познакомиться, с тех пор как ты мне о нем рассказал. Давай только сначала съездим на базу, посмотрим как там, – сказала она.

      На том и порешили. Далее последовала поездка на вокзал в ранее ненавистном, а теперь ставшим удобным, после тряски в джипе по жаре, общественном транспорте. Нечего особо примечательного в этой поездке не случилось, так же без приключений были куплены билеты и наши герои сели в электричку.

      «Становится скучновато» - подражая известному мультгерою, подумал Василий. Но скука его скоро была развеяна, когда выйдя из поезда на нужной им платформе, они замерли в недоумении, а куда идти дальше. Ни Василий, ни Марципана ни разу не ездили на свою базу на электричке. Наш герой и был то на ней всего пару раз. Как назло из поезда они вышли в полном одиночестве и спросить у кого-нибудь дорогу, хотя бы до шоссе, не представлялось возможным.

      - Пойдем по этой дороге, - предложил Василий.

      - Почему по этой? – удивилась Марципана.

      - Она самая большая, – последовал резонный ответ.

      - Разумно, - согласилась девушка.

      Внезапно пошел дождь. Обычный осенний питерский дождь, какой случается едва ли не каждый день. Сначала с неба падали редкие, но в то же время, крупные капли. Потом поднялся небольшой ветер, и поток капель заметно возрос. В течении нескольких минут ветер становился все сильнее и сильнее, пропорционально ему возрастала и сила дождя. В итоге нашим героям пришлось укрыться под платформой от ливня и пронизывающего ураганного ветра. Платформа была настолько невостребованной, что не имела даже кассы и навеса от дождя, и наши герои поступили наиболее разумным образом скрывшись под перроном. Но несмотря на их реакцию, они все-таки изрядно промокли. И вот теперь они мокрые стояли под не предназначенным для этого навесом и прижимались друг к другу, пытаясь согреться в своих летних курточках. Тонкие ручейки дождевой воды стекали с заменившей им крышу платформы, образуя как бы занавесь из стекляруса, отгородившею их от внешнего мира. Делать было нечего, надо было пережидать ливень и попытаться не схватить простуду под пронизывающим ветром, особо сильным, в этом, подверженном сквозняку месте.

      - И все-таки я не смогу спокойно жить пока не узнаю, зачем они так с нами поступили, – задумчиво произнесла Марципана.

      - Я наверное тоже, - ответил Василий. – А что сделаешь, все равно нам терять нечего.

      Они еще немного помолчали, слушая ветер. Наконец Василий не выдержал.

      - Слушай, мы через столько прошли вместе. Почему ты не хочешь сказать мне свое настоящее имя, неужели это прозвище так важно для тебя.

      - Это не прозвище, - девушка посмотрела ему в глаза. – Это мое имя - Марципана.

      - Я знаю. Но я имел в виду то имя, которое дали тебе при рождении, то, которое записано в твоем паспорте.

      - В моем паспорте написано – Марципана, хочешь, покажу. А то, что мне дали при рождении, - она все-таки отвела глаза. – Оно давно забыто. Последний раз меня звали так лет десять назад, зачем ворошить прошлое. Что было, то было. Прошлого нет, есть только настоящее.

      - Понятно. Прошлого уже нет, будущего еще нет, - прошептал Василий.

      - Именно так, - она вновь посмотрела ему в глаза. – Я тебе все расскажу, но пойми, у меня нет другого имени, только Марципана.

      - Ладно. Раз ты так хочешь, так оно и будет. Тогда не зови меня Зергом, меня аж передергивает, как я его от тебя слышу.

      - Ок, - засмеялась его спутница. – Как будем базу искать, лужи ведь кругом?

      И ее услышали. В шум дождя вклинился другой, хорошо знакомый им звук. Он медленно нарастал, приближаясь, и вдруг обернулся черным БМВ остановившимся прямо перед нашими изумленными героями. Дверь машины открылась. Сидящий за рулем человек повернулся к ним лицом и произнес.

      - Зерг, Марципана, прошу в машину. Вас ждут.

      - Кто? – разом воскликнули молодые люди.

      -     Скоро сами узнаете, - последовал ответ. – Не волнуйтесь, мы не собираемся причинять вам вреда.

      Словно в подтверждение его слов задняя дверь БМВ открылась, и из нее выбрались двое человек, не допускающей возражений комплекции. Они настойчиво, но без лишней грубости, помогли нашим героям занять свои места, и машина тронулась.

      Все попытки завязать разговор с похитителями разбивались о каменную стену молчания. Оставалось лишь смотреть в окно, да перемаргиваться друг с другом.

      Десять минут тряски по разбитой грунтовой дороге, и машина остановилась у хорошо знакомого им полуразрушенного дома, стоящего посреди яблоневого сада.

      - Но ведь… - начал было Василий, но его оборвали.

      - Позже.

      Их повели внутрь.

Глава 14. Антиноль.

Время подвиги эти не стерло:

Оторвать от него верхний пласт

Или взять его крепче за горло -

И оно свои тайны отдаст.

(В.Высоцкий «Баллада о времени»)

      Знакомая дверь, знакомые переходы, все как в тот первый раз, когда Василия привез сюда его старый знакомый Иван Креститель. Но. Ведь тут же должно быть все уничтожено. Он сам слышал взрыв, видел, как бежали люди. Однако все было целым и стояло на своих местах. Одно только настораживало его – где люди. Ни одного человека не попалось им на пути, пустые кабинеты, никакой охраны в коридорах. Здание было полностью заброшенным, заброшенным, но не разграбленным. На столах лежали ноутбуки, деньги, иногда и драгоценные украшения. Зачем их привезли в этот пустой склеп, символизирующий ранее всю силу регионального представительства, а теперь лишь тень этой силы. И ведь прошло всего несколько недель.

      Они молча шли по коридорам. Василий и Марципана крутили головами, пытаясь понять, что же произошло здесь на самом деле. Напротив, их охранники смотрели только вперед тупым, невидящим взглядом. Шофер неторопливым шагом шел впереди, показывая дорогу.

      Поход завершился у хорошо знакомой двери, ведущей в кабинет, где Василий один единственный раз разговаривал с Рафатом. Шофер постучал. Секундой позже из-за двери прозвучал ответ.

      - Входите.

      Они вошли.

      За столом сидел Рафат. Больше  никого в комнате не было. Увидев вошедших, глава Ундры поспешно поднялся со стула и, подойдя к молодым людям, протянул руку.

      - Добрый день. Рад видеть вас снова.

      - Здравствуйте, - с удивлением в голосе произнес Василий. Он ожидал увидеть здесь кого угодно, даже убийцу терминатора, он никак уж не Рафата. Марципана похоже тоже была удивлена, за свой трехлетний срок работы в этой организации она видела шефа всего один раз.

      - Удивлены меня здесь видеть, – поняв это по взглядам вошедших, произнес Рафат. – Понимаю. Ну что ж присаживайтесь, я думаю, у вас ко мне есть много вопросов, и полагаю, настало время получить на них ответы.

      Василий и Марципана сели в кожаные кресла, поставленные около дубового стола напротив друг друга, Рафат разместился на своем законном месте, водитель же с охранниками покинули кабинет, закрыв за собою дверь. Василий наконец решился нарушить тишину.

      - Мы, честно сказать, не ожидали, что здесь кто-нибудь окажется, а уж тем более вы. Мы просто хотели найти кого-нибудь из наших и узнать, что происходит.

      - Да, да. Что происходит? - подтвердила за ним Марципана.

      Рафат усмехнулся.

      - Нас искать бесполезно, мы сами вас найдем, когда будет нужно. Кстати, молодой человек, приятно, что вы не потеряли свой медальон.

      Глава Ундры взглядом указал на иньянь висевший на шее у Василия.

      - Так это передатчик, - догадался последний. – Так вот как вы нас находили. И в пустыне. А как же до этого, в деревне?

      - В деревне – проще простого, - снова усмехнулся Рафат. – Отследили сигнал мобильника Иннокентия, вы неосмотрительно не вынули из него источник питания.

      Черт, а ведь точно, - тихо проговорил Василий. – Но ведь Алькадра тоже нашла меня. Неужели тоже по мобильнику?

      - Да, - подтвердил Рафат. – Когда на стройке Иннокентий созванивался с начальством, рядом находились люди из Алькадры. Они предусмотрительно дождались, когда разговор будет закончен и, заодно, отследили номер абонента и номер, на который был сделан вызов. Знаете, у нас есть последние военные разработки, среди которых устройство позволяющее сканировать диапазон частот мобильных сетей, и получать подробную информацию о сеансах связи в районе ста метров. Очень полезная вещь, кстати сказать. Много номеров с ее помощью запалили.

      - А вы об этом откуда знаете? – удивилась Марципана. – Я в смысле, о действиях Алькадры.

      - А вот об этом чуть позже, - нахмурился Рафат. – Спросите пока, что-нибудь не столь углубленное. Пока же скажу, что и у нас есть свои шпионы.

      - Не столь углубленное, хорошо, - решил задать в лоб, мучивший его вопрос. – Тогда скажите, правда ли то, что вы мне рассказали в прошлый раз. Про атлантов, энергию, цилиндры? И что всем вам от меня надо?

      - Хороший вопрос, я ждал его, - начал отвечать Рафат. – Все, что я рассказал вам в прошлый раз – стандартное разъяснение целей организации для новоприбывших членов и посвященных нижних ступеней. Мы рассказываем это всем новичкам, можете спросить у Марципаны. Мало того, по взаимной договоренности, в Алькадре рассказывают то же самое, правда с несколько смещенными акцентами. Я вам сейчас расскажу, как обстоят дела на самом деле. Вопрос о том, были ли атланты на самом деле, является сугубо вопросом веры, никаких стопроцентных доказательств этому не осталось. Но то, что цилиндр действительно является источником колоссальной энергии - это правда. Наши организации существуют уже более тысячи лет. Никто не знает, как они образовались и ради чего действуют. Важно то, что организациями они являются противоборствующими и их цели направлены друг против друга. Как в антагонистической игре, ты выигрываешь настолько, насколько проигрывает твой соперник. А цилиндр был найден только в начале двадцатого века. Мой рассказ о капитане Кошкине был истинной правдой. Однако, цилиндром сразу заинтересовалась научная элита, приборы просто зашкаливали от излучения шедшего от него. Это то, как раз и сподвергло Алькадру на попытку его кражи. Далее все было так, как я вам рассказывал. Так что, как видите, никакой связи атлантов с цилиндром нет – эта маленькая ложь была нужна, что бы вы на некоторое время оставались с нами. А Цыц, дурак, попер вас в ловушку для него предназначенную, и нам пришлось разыскивать вас по всему Египту, хорошо, что вы взяли передатчик.

      - Теперь о вас лично, - продолжил свои откровения Рафат. – Конечно про поглощения цилиндра и про пророка – это все было от моего лирического в тот день настроения. Естественно поглощать вам его не надо. Но вот в чем дело. У нас есть машина, способная вытащить из цилиндра спрятанную в нем энергию. Однако, энергия эта не имеет почти ничего общего с электричеством или атомной энергией. Это скорее своего рода биоэнергия. Так вот нам нужны были два человека с максимально выраженной частотой колебания ДНК, (я не могу сейчас подробно объяснить, что это значит, если хотите, можете поговорить с нашими учеными), и эти колебания должны происходить в противофазе. Создавая резонанс и инторферируя его с колебаниями цилиндра, как раз и можно будет высвободить его энергию. Это подробно изложено в трудах почти вековой давности, и многие из руководства его читали. Когда цилиндр был найден, по неожиданно подскочившим показаниям наших приборов, мы вспомнили об этом труде и резонно решили, что найден именно описанный там источник энергии. Когда наши подозрения подтвердились. Мы начали искать биологический материал. Извините, но частота колебаний вашего ДНК оказалось выше всех, что были известны до сих пор. А теперь догадайтесь, почему к вам притавили Марципану.

      - Погодите, - прервал монолог Василий. – Я тут заметил несколько несоответствий. Во-первых, зачем была нужна провокация со вторым цилиндром и этим гребаным Египтом? Во-вторых, для чего я торчал несколько недель в купчино, если все было уже ясно при нашей первой встрече? И в-третьих, что самое интересное, если мои колебания равны по частоте колебаниям Марцы, и они находятся в противофазе, то интерференция просто заглушит оба колебания, как получившийся ноль еще и сможет войти в резонанс с цилиндром?

      Рафат посмотрел на Василия с нескрываемым уважением.

      - Я знал, что вы все поймете. Ну, что ж, меня это очень радует. А в интеллекте нашей дорогой Марципаны я никогда не сомневался. Поэтому, я расскажу вам научную предпосылку, но сначала отвечу на два первых вопроса.

      Он покрутился в своем кресле, вероятно устраиваясь поудобнее.

      - Провокация, как вы выразились, была нужна чисто в политических целях, нам было нужно несколько пошатнуть, сложившееся было согласие между Ундрой и Алькадрой…

      - Кому это нам? – воскликнули одновременно Василий и Марципана, вскакивая со своих мест.

      - О, черт. Я забылся, - виновато проговорил Рафат. – Садитесь пожалуйста, сейчас я вам объясню. Помните, Василий, я рассказывал вам про КТУТ?

      - Да, что-то такое было. Коалиция каких-то теоретиков. Так, кажется.

      - Коалиция Теоретиков Упорядоченной Трансформации, если быть точным. Так вот, я являюсь одним из магистров этой коалиции.

      - Я никогда не слышала ни о чем подобном, - задумчиво произнесла Марципана.

      - Да. Вы и не должны были о нас слышать. Никто не должен был. Василию я рассказал про нас только из-за того, что знал - ему этого не избежать. КТУТ существует чуть дольше чем Ундра и, соответственно, Алькадра. Именно КТУТ и породил эти две организации, как я говорил ранее, никто уже не знает с какой целью. Но мы продолжаем направлять деятельность этих организаций в то русло, которое нам необходимо. Не спрашивайте меня о подробностях, как я уже сказал – это политика, этим занимаются знающие люди. Поверьте мне, они знают куда больше меня с вами. Я, как вы знаете, руковожу лишь Российским отделением Ундры. Да, про провокацию. Никакого умысла против кого-либо конкретно она не несла, просто эта история со вторым цилиндром очень подходила для того, что бы нарушить баланс.

      - Хорошо, - встрял опять Василий. – Из этого следуют еще два вопроса. Что случилось с этой базой и причем в этой истории ментальные мастера. И, кстати, кто они такие?

      - Много вопросов, - тихо произнес Рафат. – Неужели вам нужны на них ответы? Впрочем, как хотите. Я сам все это начал. Ментальные мастера тоже являются членами КТУТ, а кто они такие спросите у них самих, они все равно этого не скажут. А что не так с этой базой?

      - Ну, ее вроде как взорвали, - с некоторым сарказмом ответила Марципана.

      - Взорвали – это правда, - подтвердил Рафат. – Вы же сами в курсе, чего же вы от меня хотите.

      - Ну ведь она же целая! – почти закричала Марципана.

      - Так ведь не гранатами же взрывали, - улыбнулся своей шутке Рафат. – Обычный портативный нейтронный заряд. Убивает все живое. Плюс завалили нижние уровни и тоннели. Зачем же здание то портить.

      - Да у них тут все есть, - с некоторой долей восхищения произнес Василий, обращаясь к Марципане.

      Рафат некоторое время молча переводил взгляд с одного собеседника на другого. Он, казалось, думал о чем-то своем. Наконец он вздрогнул и заговорил.

      - Так я, наверное, продолжу отвечать на вопросы. Про, что ты там еще спрашивал? – быстро сказал он, назвав почему-то Василия на ты.

      - Про Купчино, - напомнил ему наш герой.

      - Ну, тут уж совсем все просто. Аппарат старый и требует профилактики. Ведь им уже лет сто никто не занимался. Знаете почему я вам сейчас все карты раскрываю?

      - Профилактика закончилась, - мрачно произнес Василий.

      - Абсолютно верно. Так, что этот вопрос тоже не столь существенен как ваше третье замечание. Сейчас попробую вам рассказать о механизме работы цилиндра.

      Он пощелкал перед собой пальцами, пытаясь получше сформулировать свои мысли.

      - Мир дуален, - начал Рафат. – Все в нем имеет два полюса. Плюс и минус, положительное и отрицательное, жара и холод. А в середине лежит ничто – ноль. Возьмем электричество, одинаковые, но противоположные по знаку заряды, при сложении дают всякое отсутствие заряда. Так?

      - Да, - подтвердил Василий.

      - Прекрасно. В то же время это отсутствие заряда можно снова разделить на  два заряда равной величины, но противоположных, причем величина их может быть сколь угодно большая. Так же и колебания кстати. А теперь представьте, что делим мы не ноль, а допустим, минус пять. И эти минус пять мы ошибочно посчитали за ноль. И мы сможем его разделить его по тем же правилам, что и ноль, только симметрия зарядов сохранится вокруг минус пяти. Пока понятно?

      - Да, но причем здесь это? – вставила Марципана.

      - Сейчас скажу. Пусть теперь мы не можем достичь ноля, а можем только минус пяти, которое и делим. Как это может быть? Например оно сдвигается в другое измерение. Ненаучно, но доходчиво. Знаете, что такое древовидный граф? Представьте себе вершину из нее идут две ветки, каждая из которых оканчивается вершиной, из которой снова выходят две ветки и так далее. Так вот, где-то посередине, одна из вершин и принималась нами раньше за ноль, и ее то мы и делили. Но и она является противоположной другой вершине, и для нее она является минус пятью. Понятно?

      - Нет, - ответили молодые люди хором.

      - Ну и ладно. Поймите только, что тот ноль, что получится при интерференции ваших колебаний, не является абсолютным нолем. Ему тоже есть свой антиноль. С ним то и будет резонировать цилиндр.

      - Мутно это все как-то, - подвел итог Василий.

      - Мутно не мутно, а так оно и есть. Вы знаете, что будет при соединении материи и антиматерии?

      - Взрыв, - ответил Василий.

      - Колоссальный выброс энергии. Ну, что все еще не понятно?

      - А как вы смогли засечь антиколебания? – с сомнением спросил Василий.

      - Это сделал один немецкий физик еще в начале двадцатого века. К сожалению сейчас о нем мало кто помнит. А виной тому то обстоятельство, что созданный им прибор был предназначен для поиска мирового эфира. Эфира он, конечно, никакого не нашел, но его прибор как-то странно себя повел рядом со знакомым вам цилиндром. Около десяти лет специальная засекреченная лаборатория проводила с ним опыты. И вот когда природа цилиндра всплыла на поверхность и машина для извлечения энергии была готова, произошла утечка информации. Тогда то Алькадра и предприняла  попытку похищения, но не из музея, а из нашей секретной лаборатории.

      - А как далеко можно засечь антиколебания? – поинтересовалась Марципана.

      - Примерно в  районе тридцати километров.

      - И что вы от нас теперь хотите? – спросил Василий.

      - Сущие пустяки, помогите нам протестировать прибор. Вам это не чем не грозит, - поспешил добавить Рафат, предчувствуя следующий вопрос. – Тем более, что выбора у вас нет, - добавил он через секунду.

      - Это правда, выбора у нас уже нет, - подтвердила Марципана для Василия. – Если им это действительно нужно – они нас из под земли достанут.

      На этом разговор был закончен. Рафат позвал по местной линии охранников и водителя, привезших сюда молодых людей, и поручил доставить их в какую то лабораторию №98. Аудиенция была закончена.

      Они вышли в серый мир. Там все было серым. Серые облака застилали небо, изредка выжимая из себя серый дождь. Серая земля лежала под ногами, образуя серую ленту дороги. Серые деревья, почти полностью сбросившие с себя зелено-желтую с изрядной долей серого листву. Даже машина, в которую их усадили, казалась серой, другой цвет нельзя было даже себе представить, находясь в этом океане серости. Машина на самом деле была черной, но это казалось несущественным. Серая машина по серой грунтовой дороге выехала на серый асфальт серого шоссе. За окном потянулись серые телеграфные столбы. Тихий шум мотора, равномерное покачивание машины, убаюкивающая серость мира – все это сыграло свою роль. Василий не мог думать, он не хотел этого делать, он хотел только спать. И он заснул.

      Его разбудила Марципана. Их машина стояла в каком-то, довольно мрачного вида, переулке. Вскоре к ним подошли двое, судя по внешнему виду, довольно дорогостоящие секъюрити. Шофер вылез из машины и предложил сделать тоже самое нашим героям. Пройдя еще несколько дворов, они остановились перед большой металлической дверью, какими обычно закрывают трансформаторные подстанции в домах. Открыв эту дверь, резко контрастирующую с ней, электронным ключом, один из секъюрити скрылся в темноте псевдотрансформаторной будки. Следом за ним к двери подтолкнули Василия.

      - Идите следом за охранником. Не заблудитесь. Мы пойдем за вами, - напутствовал его водитель.

      Заблудится внутри было трудно. Сразу за дверью располагалась маленькая комнатушка со стенами из необработанного железобетона. Вниз, под землю вела довольно широкая, такая, что на ней могли разойтись двое, и не очень крутая, винтовая лестница. Вздохнув, Василий полез вниз. Лестница была невысокой, метров десять, и оканчивалась коридором из все того же железобетона. Коридор оканчивался дверью за которой снова была лестница. Внизу опять коридор, только расположенный перпендикулярно предыдущему. И так раз десять.

Глава 15. Final fatality.

Вслепую пушка лупит, наотмашь шашка рубит,

И ворон большекрылый над битвою кружит.

А пуля знает точно, кого она не любит.

Кого она не любит в земле сырой лежит.

      Открылась последняя дверь и взору Василия предстала «Лаборатория №98». Она представляла из себя просторный круглый зал, метров пятидесяти в диаметре и высотой с трехэтажный дом. По периметру зала, ровно по центру, располагался широкий балкон. Стены и пол лаборатории были сделаны опять же из железобетона и выглядели монолитными, если не считать комнаты на противоположном конце зала, отгороженной толстым стеклом. В центре, на возвышении стояло знаменитое устройство, здоровый цилиндрообразный агрегат, по которому сразу было заметно, что сделан он в начале века. Но не смотря на возраст на нем не было не следа на ветхость. Напротив он блестел, как полированный чайник. Цилиндрообразность устройства нарушалась в его нижней части. Там с двух противоположных сторон, симметрично располагались гладкие медные параболические выступы, которые заканчивались дырами, размером приблизительно с руку.

      Народу в комнате было не много. Четверо охранников, трое ученых в белых халатах и Рафат. Но в комнате было и еще двое человек, которых Василий с Марципаной совсем не ожидали здесь увидеть. Первым был Молох, ментальный мастер Алькадры, спасший наших героев в пустыне, а вот вторым был не кто иной, как Иерофант.

      - Я рад, что вы не заставили себя ждать, - быстро проговорил Рафат. – Как видите, Иерофант вовсе не пропал, как вы изволили доложить мне. Он исполнял ваше прикрытие. И, надо заметить, довольно успешно.

      - Я бы хотел…, - хотел, что-то сказать Василий, но Рафат не дал ему этого сделать.

      - Время вопросов прошло, настало время действий.

      - Прошу вас господа, - подошел к ним один из людей в белых халатах.- Встаньте по разные стороны от генератора.

      - Позвольте представить вам профессора Грендельштанца, - опять вмешался Рафат. – Он руководит проектом. Пожалуйста, слушайтесь его.

      - И все-таки, чем это грозит нам? – вставил-таки Василий. – Мы не будем ничего делать, пока вы не объясните.

      - Да действительно, - поддержала его Марципана.

      Профессор Грендельштанц нахмурился, недовольный задержкой, Иерофант же, напротив, слегка улыбнулся. Рафат посмотрел на молодых людей и своей привычной скороговоркой начал.

      - Это справедливо. Инстинкт самосохранения – это первичный из инстинктов. Даю вам слово, что лично с вами ничего не случится.

      - А с кем случится? – уловила подвох Марципана.

      - Со всем человечеством, моя дорогая, - взмахнул руками ученый. – Мы даем людям новый, невиданный доселе, источник энергии, невиданной доселе мощности. А вы спрашиваете, что случиться. Революция в физике – вот что. Не надо разговоров, давайте приступим к испытанию.

      Молодых людей развели по разные стороны от медного агрегата и провели некоторый инструктаж. Проводил его Рафат.

      - Для начала, хочу извиниться, - начал он. – Цилиндр который вы возили с собой в Египет был подделкой.

      - Мы это поняли, - обрезал его Василий.

      - Что-ж, я рад, что не ошибся в вас. Тогда я продолжу. Настоящий цилиндр уже помещен внутрь трансформатора и готов к использованию. Объясняю вам принцип работы. Вы помещаете руки в отверстия на корпусе, внутри находится рукоятка. Вы кладете на нее свои руки и, по моему сигналу, тяните ее на себя, после чего не отпускаете ее десять секунд. Цилиндр войдет в резонанс и начнет излучать направленный поток энергии. Далее все происходит как на электростанции. Крутятся турбины и так далее.

      Василию было хорошо видно, как поморщился профессор Грендельштанц от сковерканного объяснения Рафата. Но на этот раз ученый промолчал. Похоже он не желал очередной задержки.

      - Тут важно уяснить одну деталь, - продолжал свой монолог Рафат, по-видимому, монологи ему особенно удавались. – Вы должны потянуть за рычаги одновременно, иначе за последствия я не отвечаю.

      - Подождите, так это все-таки опасно… - начал было Василий, но договорить ему не дали.

      Входные железные двери с грохотом распахнулись, и в них быстро вбежали несколько людей в камуфляже. Раздалось несколько выстрелов, и четверо охранников лаборатории повалились на пол, так и не успев достать оружие. Следом за ними, под взглядом ментального мастера, известного как Молох, на землю повалились и вбежавшие бойцы. В дверях осталась стоять только одна фигура, похоже на нее Молох не воздействовал никак. Она сделала шаг вперед и подняла руку. Это была женщина. Старая знакомая. Как стало принятым писать в этой книге, дама-отступница. Впервые Василий увидел, какое-либо выражение лица ментального мастера, и этим выражением был страх. Неописуемый ужас, настигающий непобедимого бойца, способного справиться с кем угодно, но встретившего противника, против которого все его оружие бессильно. Эта беспомощность и отчаянье. Затем последовал выстрел.

      Молох медленно осел на землю, вокруг его головы начала образовываться бардовая лужица.

      Дама-отступница перевела пистолет на Рафата.

      - Остановите эксперимент, - приказала она ему.

      - Какого черта! – вскричал Рафат. – Ты не понимаешь, что ты делаешь. И как ты сюда попала?

      - Нет. Это ты не понимаешь, - отрезала она. – Ради сомнительного удовольствия ты хочешь уничтожить все. А что касается того, как мы сюда попали, то в мире встречаются и более благоразумные люди. Заходите Григорий – опасности нет.

      С этими словами в двери показался еще один человек. Он медленно подошел и встал по левую руку от дамы-отступницы.

      - Аш! – вырвалось у Марципаны. – Я так и думала.

      Наши герои так и стояли у медного агрегата, засунув внутрь руки, они, казалось, забыли об этом.

      - Аш, падла! – потерял самообладание Рафат. – Ах, ты, сука. Предатель. Теперь мне все ясно. Зачем вы это делаете?

      - Мы делаем? – женщина-отступница тоже начала сердиться. – Я пытаюсь предотвратить гибель человечества, ты, грязный ублюдок. Ты, что думаешь, совет надул – это значить все тебе поверили. Нихрена.

      - Так ты еще и без поддержки совета. Самоличничаешь?

      - Ты не в том положении, что бы так разговаривать, магистр. Я одна поняла, какую опасность представляет цилиндр атлантов. По-твоему священные тексты – это надписи на заборе?

      - Что все это значит? – решил встрять Василий.

      - Молчи, парень, - взглянула на него женщина. – Я тебя где-то видела?

      Несколько оглушенных Молохом охранников тем временем пришли в себя и медленно поднимались на ноги. Все же ученые стояли подняв руки. Все, кроме профессора Грендельштанца. Про него все как-то на время забыли и совершенно напрасно. Неожиданно он выскочил справа от Василия и с воплем: «Эксперимент состоится», выпустил несколько пуль в сторону дамы-отступницы из невесть откуда взявшегося у него пистолета. Одна из пуль угодила в плечо женщине, и она вскрикнув выронила пистолет. За это ранение профессору досталось короткая очередь из автомата Аша. Да, он тоже был вооружен.

      Грендельштанц упал как подкошенный, но так как Аш никогда не был хорошим стрелком, то несколько пуль попало в стоящего рядом с профессором Василия. С тихим хрипом наш герой осел на землю. Его рука застрявшая в отверстии агрегата, непроизвольно увлекла за собой рычаг, который она сжимала. Послышался щелчок. Василий повис на одной руке и перестал двигаться.

      - Вася! – закричала Марципана и сделала попытку бросится к своему другу. Но Аш снова выстрелил, на этот раз вверх, и закричал: «Никому не двигаться, стреляю без предупреждения!» Марципана осталась на месте обжигая Аша испепеляющим взглядом, полным ненависти.

      - Мария Сергеевна, - бросился один из охранников к сидящей на полу даме-отступнице.

      - Не дайте ей запустить машину, - кивнула она в сторону Марципаны.

      Взгляды всех присутствовавших обратились на нее. Но девушке было уже все равно.

      - Ха! Отсосите, выблядки! – вскричала она и дернула рычаг на себя.

      В тот же момент очередь из автомата Аша вырвала из нее душу.

      10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1.

Послесловие.

      Василий открыл глаза в тот момент, когда Марципана дернула второй рычаг. Дикая боль позволила предположить, что он еще жив. Он попытался повернуть голову, что бы посмотреть, что случилось, но боль заставила отказаться от этой попытки. Он хотел что-то сказать, но изо рта пошли лишь пузыри. Внезапно воздух как будто сжался вокруг него и, пробыв в таком состоянии доли секунды, распрямился. Люди окружавшие его: Аш, Мария Сергеевна, так вот как ее зовут, Рафат, Иерофант, бойцы, их бросило на пол. Снова воздух сжался и снова распрямился. На этот раз людей отбросило к стене. Василий видел, как на лбу у Рафата выступила кровь. Странно, но никакого воздействия волн Василий на себе не ощущал. Третья волна буквально размазала людей по стенам. С потолка начал падать раскрошившийся бетон. Потом была пятая волна, шестая, седьмая, восьмая, девятая. После девятой волны наступило небольшое затишье. Рафат, держась за голову, попытался встать. Воздух снова стал сжиматься. Но на этот раз он сжимался долго, очень долго. Минуты, может часы. Потом был взрыв.

      Василий сидел около медного агрегата, внутри которого застряла его рука. С другой стороны лежала Марципана не подававшая никаких признаков жизни. А вокруг не было ничего. Только ночь.

Странные дни отыскали меня.

Странные дни принесли с собой странные ночи

И запах огня.

Кто был прав, кто виноват?

Кто запер рай и спустился в ад?

Кто, кто, кто поставил мне детский мат

В эти странные дни?

Странные дни пришли как туман.

Странные дни подарили мне горькую правду

И сладкий обман.

Кто превратил твою воду в вино?

Кто вышиб дверь и вышел в окно?

Кто, кто, кто – не все ли равно.

У-у-у, странные дни.

(Зоопарк «Странные дни»)